Александр Сапаров - Личный лекарь Грозного царя

– Складно ты, Щепотнев, говоришь, как всегда, да вот не дают нам учителей-то этих, не пропускал до сей поры их никто сюда, больше пьяниц всяких приезжает да за деньгами охотников.

– Так, государь, и надо сделать Тихо Браге ректором, то бишь главой университета. Имя его известно, под него можно будет не одного ученого к нам призвать. А ему наверняка лестно будет первым ректором университета в твоем царстве быть. Нарвский порт теперь твой, так теперь не надо разрешения спрашивать, кого к нам приглашать.

– Хорошо, Сергий Аникитович, готовь мне челобитную, в ней все подробно обскажи, что и как быть должно. Потом Дума пусть слово свое скажет, пусть в деньгах все посчитают, – вот тогда я и сам буду думать, как с таким замыслом твоим поступить.

Но у меня сегодня был еще один сюрприз для Иоанна Васильевича.

– Государь, позволь тебе еще изделие мастеров моих преподнесть. – И с этими словами я вытащил из своей сумки сверток и пошел к стене палаты, где уже давно приметил небольшой крючок. На него я повесил первые настенные комнатные часы в этом мире. На циферблате в виде большого цветка римскими цифрами было написано время, и имелось две стрелки. Я подтянул вверх гирьку и толкнул маятник.

В наступившей в палате тишине их тиканье было слышно очень хорошо.

Иоанн Васильевич подошел и встал прямо сзади меня, дыша в плечо.

– Сергий Аникитович, только опять не говори, что это твоих мастеров придумка. Сдается мне, что не Тихо Браге надо будет ректором твоего университета ставить.

Похоже, я угодил царю с подношением, потому что вышел от него с очередным перстнем на пальце. В Думе ко мне уже по-свойски обратилось несколько человек – всех интересовало, что за датчанин приехал в Москву.

– И не будет ли он еще хуже, чем Бомелиус? Тот ведь тоже гороскопы Иоанну Васильевичу составлял, а между делом отраву варил, – сказал мне окольничий Тимофей Иванович Долгорукий, который, надо сказать, впервые обратился ко мне с вопросом.

В Думе нас всего-то было четырнадцать человек, и все уже очень хорошо знали друг друга. Ко мне, между прочим, несмотря на молодость, последнее время относились неплохо. Еще бы, с тех пор как я стал думным боярином, ни одному моему думскому коллеге-боярину не отрубили голову и ни одного не посадили на кол. А Долгорукого государь совсем недавно приблизил и ввел в состав Думы, и мы с ним еще не успели познакомиться.

Я, насколько возможно, уверил бояр, что Браге богат, знатного рода и изучает звезды просто для своего интереса. А до остального ему дела нет. Не знаю, смог ли успокоить всех, но вопросов больше мне никто не задавал. Я провел в Думе два часа, затем отправился в свою школу, в которой завтра должно было произойти торжественное событие: освящение ее митрополитом, притом в присутствии царя.

Когда приехал туда, меня встретил запыхавшийся отец Кирилл, который сегодня целый день гонял своих монахов, чтобы завтра все видели, что его монастырь ничем не хуже других, а может, даже и лучше. Я смотрел на эту возню и думал, что за следующие пятьсот лет ничто не изменится и к приезду начальства все будут красить траву и белить березы.

Увидев меня, он завопил:

– Сергий Аникитович, ну наконец ты явился, пошли поглядим, как в твоих палатах все прибрано.

Мы прошли все учебные помещения, когда зашли в химическую лабораторию, архимандрит, как всегда, нахмурился:

– Ох, Сергий Аникитович, если бы не митрополит, убрал бы я отсель все эти дьявольские печи и все остальное.

– Отец Кирилл, я ведь уже не раз говорил – ничего здесь такого нет. Все, что здесь делается, только для помощи страждущим, чтобы лекарства новые делать. Все по заповедям Христовым. Вот и завтра владыка Антоний освятит сие место. Ежели тут что-то от дьявола, прости меня, Господи, за слово это, неужто оно благословение Божие выдержит?

Затем мы с ним отправились в зал, где у нас стоял типографский станок.

Когда туда зашли, мы убедились, что работа идет полным ходом. Несколько монахов сидели перед наборными кассами и набирали текст Библии. Эта работа с каждым днем ускорялась, потому что наборщики постепенно получали опыт. Мои работники только успевали сюда возить отлитые буквы. Еще раньше, чтобы особо не мудрить над их составом, я отправил мастеров в развалины печатного двора на Никольской улице, чтобы они посмотрели, что там и как. Мой Кузьма после похода туда только рукой махнул и сказал, что лучше бы туда и не ходил, развал там полный. Но тем не менее кое-что полезное оттуда они для себя вынесли. А именно – после долгих раскопок нашли почти все пуансоны для набивки медных матриц. Также привели они с тех развалин одного престранного типа, который назвался Андроником Тимофеем Невежей. Занимался он там тем же самым, что и мои люди, – искал остатки имущества, сохранившиеся после набега Девлет Гирея.