Александр Сапаров - Личный лекарь Грозного царя

Так что я ловко прыгнул в седло и в сопровождении охраны поскакал в Кремль. Наша процессия быстро продвигалась по улицам, копытами коней ломая тонкий лед на лужах и разгоняя пеших по сторонам. Но, в отличие от прошлого года, народ уже узнавал меня, и по дороге раздавались приветственные возгласы. Вся Москва знала, кто лечил митрополита.

Когда вошел в царские палаты, я увидел, что Иоанн Васильевич разговаривает с каким-то иностранцем, а толмачом с ними сидит один из посольских дьяков.

Иоанн Васильевич был оживлен и доволен. Но когда посмотрел на меня, веселость его пропала, я начал поклон, но меня остановили нетерпеливым жестом:

– Говори, Сергий Аникитович, что с Ходкевичем?

– Слава богу, Иоанн Васильевич, все прошло хорошо, сделал что мог. А сейчас только ждать надо и молиться за здравие, дабы Господь не оставил его в своей милости.

Напряжение на лице царя пропало, и он видимо расслабился:

– Ну, боярин, помнишь наш разговор на башне кремлевской? Вот, знакомься, астролог, про которого ты говорил, – ко мне приехал Тюге Браге.

Услышав свое имя, иностранец встал и вежливо поклонился.

Тут толмач что-то ему сказал, и он уже гораздо внимательнее посмотрел на меня и разразился бурной речью.

Толмач мне перевел:

– Датский немец Тихон Брагин говорит, что, как только узнал, что в Московии появился прибор для того, чтобы рассматривать звезды, решил он поехать сюда, посмотреть, действительно ли это так.

Пока толмач мне переводил длинную речь датчанина, я рассматривал его лицо. Тюге был типичным потомком викингов, и, если бы не его протез носа, его можно было бы назвать красивым. Протез был сделан довольно искусно, но, конечно, на лице он очень выделялся и выглядел достаточно неприятно.

Из рассказа Браге я понял, что король не хотел отпускать видного ученого, и тому после ссоры с ним пришлось покидать свой Ураниборг тайком. Прибыл он на голландском корабле, который привез всю его семью и приборы.

Я глядел на него и думал, что не перевелись авантюристы на земле. Бросить свой замок, налаженный быт, чтобы уехать в неизвестную страну, где начать все заново…

Но похоже, что Иоанн Васильевич был страшно доволен тем, что потомок знатного датского рода приехал под его руку, и, наверно, сейчас Браге получит землю, достаточную для жизни и работы.

Сам Браге, узнав, что перед ним автор изобретения подзорной трубы и тот, кто, возможно, сделает ему новый нос, не мог сдержать своего волнения и очень активно махал руками. Я даже подумал: «Почему современные прибалты совсем не такие? У этого темперамент, как у итальянца. С Дельторовым они точно подружатся. Не дай бог, сманивать к себе начнет, ведь стекловаренный завод и бумажная фабрика у него уже есть».

Иоанн Васильевич с довольной усмешкой смотрел на машущего руками астронома, затем повернулся и что-то сказал одному из стоявших рядом стольников.

Тот моментально выскочил за дверь, и вскоре в комнату влетел дьяк Поместного приказа и пал в ноги царю.

– Пиши быстро, – сказал государь, – боярину Тихону Брагину землю пятьсот четей под Москвой отписать, сам знаешь какую, вчера об этом говорили, и триста рублей ему на обзаведение из казны выдать. Сергий Аникитович, – обратился он ко мне, – ты этому делу способствовал, так что тебе и боярина обустраивать. Бывшее подворье Бельских ему я отдаю, но жить там нельзя – пока обустроится, пусть у тебя будет. Тем более что ты обещал, что с носом он останется.

И, выдав такой каламбур, Иоанн Васильевич засмеялся. Все открыв рты смотрели на него. Видеть смеющегося царя доводилось редко.

Но долго царь не смеялся, и все вокруг тоже стали очень серьезны.

Я пригласил Браге следовать за собой и взял толмача, который, увидев в моих руках серебро, мог последовать за мной куда угодно.

Мы прошли ко мне в приказ, Браге, который шел сразу за мной, начал с любопытством оглядывать мой кабинет. Его взгляд сразу нашел полки с папками документов. Но затем он увидел самовар, стоявший на столе, и больше уже ничто его не интересовало. Конечно, он сразу понял, что это такое, но, когда я налил ему горячего сбитня в стакан с серебряным подстаканником, удивления в его глазах стало еще больше, и он начал задавать вопросы толмачу.

Его интересовало, кто и где делает все эти вещи. Когда услышал, что все это производство моих мануфактур, он понятливо кивнул и спросил, где я учился. Как же мне надоел этот вопрос! Если в Кремле мне его никто не задавал, положившись на волю Господню, то въедливые европейцы все пытались узнать – где же так хорошо учат.