Николай Берг - Лёха

– А ты, что ли, местный? Говор-то у тебя не тутошний, – усмехнулся разведчик.

– Куда мне… Тоже с эшелоном приехал. Вот у нас гусей не держали. Утки были, да по мне курица лучше. Еще кроли у нас были, только сена им надо – козу держать выгоднее, – степенно сказал боец.

– Коза – да, в хозяйстве хороша. Только смотреть надо, чтоб осину не грызла, зараза, а то молоко пить нельзя, горькое такое. Но коза – она животина разумная, озорная, а гусь все же вкуснее. Только его готовить надо не спеша. И с кислой капустой лучше. Вот утку – ту с яблоками можно, а гуся лучше уж с гречей, – пустился в кулинарные рассуждения разведчик.

Семенов не стал спорить, и коренастый с чувством рассказал, как гусей коптить, как гусей вялить, как гусей варить и как гусей тушить… Видно было, что таким образом рассказчик примиряет себя с той едой, что ему доставалась теперь.

Подошел Хренов, потоптался рядом, озабоченно озираясь по сторонам.

– А где все? – спросил он.

– В штаб позвали, – отозвался Семенов, и разведчик продолжил про готовку гусей, упирая теперь на то, что и суп с гусем, и даже пельмени с гусятиной – кушанье замечательное и достойное всякой похвалы. Когда он запел соловьем про груздянку с гусем – прибежал тот самый шебутной посыльный, схватил, словно чемодан, ящик с минами и, пыхтя, убежал, проигнорировав вопросы, заданные всеми тремя красноармейцами практически одновременно.

– Тол уже плавится, разливать бы можно, но Абдуллин мне запретил, – озабоченно заявил Хренов.

– Перекипит супчик? – усмехнулся разведчик.

– Ну может… Пойду воды подолью, что ли. – И Хренов суетливо отправился к костерку.

А Семенов поймал себя на мысли, что раньше ни за что не стал бы слушать столько времени про гусей и про их готовку, а сейчас понимает этого здоровенного мужичину, который, болтая о гусях, говорит о своем доме и о той, довоенной, жизни. Которая хоть и полна была забот и бед, но и радостей в ней хватало, особенно в сравнении с нынешними временами – жуткими, военными и сиротскими.

– Жена всегда тмин с сельдереем добавляла, я-то к этой траве спокойно отношусь. Главное – луку побольше, с луком – вкуснее, – гудел словно в полузабытьи разведчик.

Впрочем, увидав подходивших Абдуллина и Середу, коренастый стал свою речь сворачивать. Середа, тащивший ящик с минами, поставил «чумадан» наземь и спросил:

– О чем это вы так одухотворенно беседовали?

– Да про гусей, – ответил кратко Семенов, так как видел – раскрывшийся сейчас разведчик меньше всего нуждается в шуточках и подначках, он пока еще мыслями там – в Сибири своей.

– А, было дело, готовил я на всю группу гуся. Он был настолько жирный, что когда я достал чугунную латку с гусем и поднял крышку латки, чтобы заценить, то жир вспыхнул от жара духовки, мне опалило чуб, брови и ресницы, я начал судорожно тушить все водой и полотенцем, уронил латку, обжегся… Короче, скомканно все вышло, а оставшееся от гуся обезжиренное мясцо получилось так себе – жесткое и невыразительное, – авторитетно заявил Середа.

Разведчик чуть заметно поморщился, а Семенов поспешил спросить – чем занимались в штабе с этим ящиком мин?

– А миномет привезли немецкий. Так, осколками побит, прицела нет и двунога без одной этой штуки… проще говоря – однонога. Но труба цела, казенник цел. Очень на тот похож, что Леселидзе тогда приволок. Начальство обрадовалось, что мины есть и миномет – лупи-стреляй, пока руки не устанут, – вздохнув, сказал артиллерист.

– И что?

– А ничего. Не лэзэ, батьку! В крынку нэ лэзэ! Так вроде бы совсем одинаково – а не влезает. Калибр другой. Там и разницы-то – миллиметр самое большее, но никак.

– Совсем никак?

– Ну можно попробовать рашпилем снять аккуратно с каждой мины стружку по полмиллиметра с каждой стороны…

– Чушь! Центровка нарушится, – буркнул коренастый.

– Соображаешь! – похвалил артиллерист.

– Не в соломе найден. Тол-то небось уварился совсем?

– Пойдем глянем, – отозвался пиротехник, доставая длинные самодельные щипцы.

Тол действительно расплавился и тяжело колыхался внутри корпусов мин. Пиротехник не без натуги вытягивал щипцами очередную мину и аккуратно выливал светло-коричневую тягучую жижу с узнаваемым запахом в старое ведро, служившее формой для будущей мины. От запаха горячего тола першило в горле.

– Ишь, ведьмин кисель, – не без уважения проворчал Середа.

– Грамм триста-четыреста с одной мины получается, – заметил Абдуллин.