Александр Кабанов - Порочный круг деспотизма или рассуждения о русских и будущем их страны

b ) Петр Великий

“Их выводили по 10 человек из огороженного места, о котором только что говорилось, на площадь, где были установлены виселицы, чтобы повесить там 2 тысячи человек. Они были связаны по 10 человек в присутствии царя, который их считал, и в присутствии всех придворных, которым он приказал быть свидетелями этой казни. Царь хотел, чтобы во время казни солдаты его гвардии показали, как они несут свою службу”. “После казни этих 2 тысяч стрельцов приступили к расправе с теми 5-ю тысячами, которым следовало отрубить головы. Их выводили так же по 10 человек из огороженного места и приводили на площадь. Здесь между виселицами положили большое количество брусьев, которые служили плахой для 5 тысяч осужденных. По мере того как они прибывали, их заставляли ложиться в ряд во всю длину и класть шею на плаху, сразу по 50 человек. Затем отрубали головы сразу всему ряду”.

“Царь не удовлетворился лишь услугами солдат своей гвардии для выполнения этой экзекуции. Взяв топор, он начал собственной рукой рубить головы. Он зарубил около 100 этих несчастных, после чего раздал топоры всем своим вельможам и офицерам своей свиты и приказал последовать его примеру”. “Никто из этих вельмож, а среди них были такие, как известный адмирал Апраксин, великий канцлер, князь Меншиков, Долгорукий и другие, не осмелился ослушаться, слишком хорошо зная характер царя и понимая, что малейшее непослушание поставит под угрозу их собственную жизнь и что они сами могут оказаться на месте мятежников” (Вильбуа).

c ) Жестокость и слепое преклонение народа перед правителем

“Могло бы показаться, что этот народ скорее рожден для рабства, чем сделался таким, если бы большая часть их не познала порабощения и не знала, что их дети и все, что они имеют, будет убито и уничтожено, если они перебегут куда-нибудь. Привыкнув с детства к такому образу жизни, они как бы изменили свою природу и стали в высшей степени превозносить все эти качества своего князя и утверждать, что они сами живут и благоденствуют, если живет и благоденствует князь. Что бы они ни видели у других, этому не придают большого значения, хотя мыслящие более здраво и побывавшие за границей без особого труда признают силу и могущество других государей, если не приходится опасаться доносчика”. “Князю все оказывают такой почет, который едва можно представить в помышлении. Они очень часто говорят (если даже так и не думают), что их жизнь, благополучие и все остальное дарованы им великим князем. По их мнению, все приписывается милости божьей и милосердию великого царя, то есть короля и императора, как они называют своего князя. И под палками, и чуть не умирая, они иногда говорят, что принимают это как милость”. “По отношению к своему государю угождение и почтение удивительны до такой степени, что создается впечатление, что некоторые его мнения считаются чуть ли не божественными: они убеждают себя, что он всё знает, всё может, всё в его власти. У них часто употребляется выражение: «Бог и великий государь все ведает». Когда они желают кому-нибудь добра или что-нибудь настойчиво доказывают, говорят так: «Да будет счастлив наш великий государь!»” (Пассевино; 1586).

ГЛАВА II

ЧВАНСТВО, САМОМНЕНИЕ И СПОСОБ ВЕДЕНИЯ ПЕРЕГОВОРОВ

“Чванство, самомнение и произвол составляют присущие свойства каждого русского, занимающего более или менее почетную должность” (Смит; 1605). “Да и их князь отличался таким гордым и надменным нравом, что без конца поднимал брови, выпячивал грудь, раздуваясь всем телом, в особенности, когда выслушивал свои титулы. Больше всего подходит сюда поговорка: “Каков властитель, таковы и нравы его подданных” (Ульфельд; 1608).

“Было смешно, как год тому назад два русские посла в Голштинии, посланные к: тамошнему правительству, не захотели принять его светлости письмо на имя его царского величества, так как там применено было надписание (“дяде и свойственнику”), согласно с обыкновением подобного же обращения к прежним великим князьям; пришлось поэтому удалить эти слова. Они говорили: за это им придется отвечать жизнью; по их мнению, его царское величество слишком высок, чтобы иностранный государь мог называть его свойственником. Тщетно им сообщали и доказывали про герцога Магнуса голштинского, господина двоюродного брата моего милостивейшего государя, дружбу с предками нынешнего царя и на иное, в оправдание того, что слова эти помещены правильно. Все это почти походило на мнение персов об Али, их великом святом и патроне, про которого говорят, что он “хотя и не Бог, но в очень близком родстве с Богом” (Олеарий; 1647).