Елена Сапогова - На привольной стороне

БИБЛИОТЕЧКА «В ПОМОЩЬ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТИ»

Е. А. Сапогова

НА ПРИВОЛЬНОЙ СТОРОНЕ

№ 2

МОСКВА «СОВЕТСКАЯ РОССИЯ» 1989

783

Н12

Музыкальный редактор В. М. Сорокин

© Издательство «Советская Россия», 1989 г

В Свердловской филармонии концерт Елены Сапоговой — зал переполнен. Сам по себе этот факт — «зал переполнен» — находится вне однозначных эмоциональных оценок. Бывают переполнены не только филармонические залы — целые стадионы. Я не буду здесь говорить о чем-то конкретном, дабы не столкнуться с привычным — «о вкусах не спорят». Убеждена, что в наиболее выразительных ситуациях это вопросы не вкуса, а вопросы состояния духа. Когда поет Лена, в концертный зал приходят люди, готовые потрудиться душой. После одного из концертов студентки горного института решили выбросить в своем общежитии все суперсовременные магнитофонные записи. Может быть, это крайность, сиюминутный порыв, но и в самом деле хочется после всех этих привольных песен — привольных, они при воле вольной, а воля вольная — это душа наша,— хочется задвинуть в угол звуковоспроизводящие машины и прислушаться к себе: а просится ли твоя душа на волю или болтается она на веревочке, за которую дергает ее то бит, то рок, то какой-нибудь новоявленный бард.

Концерт в Свердловске Елена Сапогова превратила в настоящий народный праздник. Рядом с ней на сцену вышли жители села Деево Алапаевского района — целый фольклорный коллектив — от девяностолетней старухи до шестилеток. Из Пермской области приехал гармонист Михаил Вилисов — человек, одаренный природой настолько щедро, что диву даешься: откуда у нее, у матушки, такие запасы. Пели песни парни с завода «Уралмаш» — молодые, чистые голоса и лица. Пели дети, у которых был уже свой песенный предводитель — дочь Сапоговой Василиса. И сама Сапогова — в темно-красном платье, раскинувшая рукава-крылья, и они — то ли прощальный взмах, то ли взлет души. Все у нее в ладу — с ней самой, с ее делом, с народной песней, на борьбу за которую она вышла,— и это платье, и эти слова из Даниила Заточника, которые она говорит в зал безо всякой патетики, тихо, но так, что холодно становится в груди: «Вострубим бо братие аки в златокованные трубы в разум ума своего и начнем бити в серебряные органы во известие мудрости и ударим в бубны ума своего поюще в боговдохновенные свирели. Да восплачутся в нас душеполезные помыслы!»

Я смотрю на просветленные лица тех, кто в зале, и уже знаю: и с ними начнется то же, что и со мной несколько лет назад, когда я впервые услышала Сапогову. Ее духовное поле крепко держит, не дает мелочиться, как бы укрупняет тебя в собственных глазах, и ты начинаешь требовать от себя того, на что еще вчера, казалось, не было сил. В последние годы меня не покидает чувство медленного, но неуклонного, упрямого движения. Пришло в движение нечто глубинное, нас объединяют уже не только сиюминутные радости и огорчения... Мы углубляемся в себя, наступает эра самосознания. Когда личность готова взять на себя этот тяжкий труд — это значит, что народ как целое вышел на новые рубежи. Мы уходим в себя — и там, в собственных глубинах, находим свое прошлое, пласты древней культуры. Народ остается народом, как личность остается личностью, лишь до тех пор, пока сохраняет память.

Мы не теряли памяти, даже если иногда кому-то из нас казалось, будто без нее вполне можно обойтись. Мы никогда не теряли памяти. В перечне подтверждений тому — интерес к личности Елены Сапоговой, вернее, не интерес — больше: готовность идти вместе с ней.

М. ПИНАЕВА, журналист

Когда меня попросили написать о народной песне, я очень растерялась, засомневалась, получится ли? О народной песне писали многие, но ведь у каждого своя песня, своя жизнь и судьба.

Моя песня началась в детские военные годы с песен-плачей вдов и матерей. Вижу свою мать, озаренную пламенем топившейся печи и то ли поющую, то ли плачущую.

И так до тех пор, пока не просыпались от этого «пенья» мы, дети.