Дмитрий Кабалевский - В классе А. Б. Гольденвейзера

Нередко бывает, что слышишь ноты, которые играет пианист, но не слышишь при этом голоса.

Необходимо с самого начала воспитывать в себе «чувство баса»; если не звучит бас, ничто звучать не будет.

Важно, чтобы во всех пассажах и мелодических фразах ясно звучали концы.

Когда пианист сел за инструмент и начал играть, надо, чтобы никто не сомневался, что он действительно заиграл; иногда же бывает непонятно, то ли он уже начал, то ли просто нечаянно задел ноту.

Свойства инструмента должны влиять на нас в минимальной степени. Я считаю своим высшим достижением в области исполнительского искусства Десятую сонату Скрябина. Я учил ее, когда мы были с женой в Крыму. У инструмента, на котором я занимался, совершенно не работали демпферы, так что, хотя мы засовывали под струны все имевшиеся в доме старые чулки и носки, все-таки был невыносимый гул, но другого инструмента у меня не было, и это не помешало мне добиться хороших результатов.

«Видеть и понимать»

Одно из важнейших качеств исполнителя — умение прочесть текст. Способность видеть, что написано в нотах, дается не сразу. Тем более, что крайне важен осмысленный подход ко всему увиденному. В тексте у автора обычно написано гораздо больше и гораздо более значительные вещи, чем это замечают исполнители. Примеров можно привести великое множество. Ограничусь одним: в Третьей сонате Прокофьева побочная партия изложена в виде канона в приму. Исполнение таких канонов на фортепиано очень трудно, так как второй вступающий голос идет по тем же нотам, что и первый. Эти два голоса обычно звучат одноголосно, как будто один голос вяло повторяет дважды три ноты: ре — до — ми , и изложение Прокофьева делается несколько плоским, банальным. Между тем один из двух голосов следует считать ведущим; по-видимому, естественнее здесь считать ведущим второй голос, поэтому появление темы в первом голосе надо играть слабее, а появление второго голоса — выразительнее, и тогда слушатели почувствуют каноническое изложение.

Можно научиться читать и правильно произносить слова на незнакомом языке, но будет ясно, что человек не понимает того, что он читает, так как смысловые ударения окажутся не на своих местах. Так и исполнитель должен прежде всего научиться понимать язык той музыки, которую он играет, и правильно расставлять все «знаки препинания».

Всякая мелодия имеет опорные точки, к которым она стремится и которые ее характеризуют.

Нужно знать и исполнять текст так, что, если бы у меня были ноты, в которых отсутствуют оттенки, я мог бы, судя по исполнению, сам их правильно расставить.

В тексте иногда встречаются неясно написанные места, и приходится соображать, как их нужно исполнять. Но если внимательно посмотреть, то обычно в другом месте найдешь что-нибудь, разъясняющее недоумение. Так, например, в Прелюдии и фуге Чайковского непонятно, исполнять ли форшлаг как шестнадцатую или тридцатьвторую, но дальше в тексте самим автором он выписан как тридцатьвторая.

Знаки повторения в сонатах, симфониях и т. д., я считаю, в подавляющем большинстве случаев следует соблюдать, и я очень не сочувствую тому, что в настоящее время даже лучшие исполнители — солисты, дирижеры — очень часто их не исполняют.

За тем, когда берется звук, пианисты обычно следят достаточно внимательно, но вот сколько времени его следует держать и когда снять — к этому часто относятся с удивительным безразличием.

При широко арпеджированном аккорде известная ритмическая неточность, оттяжка допустима и даже нужна. В случаях, когда в левой руке аккорд арпеджирован, а в правой — нет, правой рукой следует брать его с верхней нотой левой. Если же, наоборот, арпеджированный аккорд находится в правой руке, то первый звук его надо взять вместе с басом, так как последовательность звуков в аккорде должна быть восходящей.

Точная передача текста еще не есть художественное исполнение, но хотя можно играть точно и скверно — неточно и хорошо играть нельзя.

«Каким бы свободным ни было исполнение...»

Нельзя играть с метрономической точностью; движение, темп могут колебаться в зависимости от воли исполнителя, однако все ускорения и замедления не должны нарушать некой «алгебраической суммы».

Надо, прежде чем начать играть, почувствовать в себе ритм движения, его текучесть, и только ощутив его, начать исполнение пьесы, иначе сперва получится просто ряд беспорядочных звуков, а не живая линия.