Андрей Силенгинский - Крепость Тельцов

— Твой отец, светлейшая… — Меххем на мгновение запнулся, но Найана была слишком взбудоражена событиями этого утра, чтобы заметить паузу. — Твой отец приказал запереть ворота, чтобы люди не шмыгали во время молебна туда-сюда, как это обычно бывает. Он сказал, что надвигается война, и не стоит небрежением и суетой раздражать богов.

— Вот как? — проговорила Найана. — Да, на него это похоже. Но ты, как я погляжу, все-таки улизнул…

— Увы! — всплеснул руками приказчик. — Ведь никогда не знаешь, что страшней для торговца — гнев Двенадцати Небожителей или недовольство одного клиента. Могу ли я приносить жертвы богам в тот час, когда прекрасная дочь самого Яссена должна явиться в мою лавку за покупками. Да пусть лучше пожрет меня Тень, если я не расшибусь в лепешку, чтобы тебе угодить! Но… я вижу, ты без носильщиков, без слуг… Светлейшая, ты отменяешь сделку?!

Меххем выглядел таким потешно-расстроенным в эту минуту, столько трогательной искренности вложил в свое последнее восклицание, что девушка растерялась. Она не собиралась рассказывать о размолвке с отцом, но другие объяснения просто не шли в голову. К тому же, толстячок глядел на нее таким печальным взглядом… а ведь именно из-за нее он покинул молебен, рискуя накликать на свою голову гнев богов.

— Нет, что ты, — промолвила Найана. — Я ничего не отменяю, просто… Ну, дома случился небольшой пожар, слуги бросились тушить… а я решила пока пройтись по свежему воздуху…

— Пожар! — Меххем округлил глаза. — Какое несчастье! Надеюсь…

— Нет, нет, все в порядке! — перебила Найана. — Упала лампа, много дыма, мало огня, ничего страшного. Слуги проветривают комнаты, и когда закончат, я возьму кого-нибудь из них и приду…

— Но зачем ждать! — воскликнул приказчик. — Идем, я дам тебе в помощь своих слуг.

— Но у меня и денег сейчас нет, — запротестовала Найана.

— Я что, не поверю в кредит дочери главного жреца?! — загорячился Меххем. — Пусть Овен превратит меня в жабу, если я оскорблю тебя недоверием!

— Но мне не престало… — начала было девушка, но напористый приказчик оборвал ее:

— Я вот что тебе скажу, светлейшая. Идем, пока не закончился молебен, и пока все наши товары в целости. Ты ведь знаешь, какие у нас ткани. Едва начнем торговлю — их сметут, оторвут с руками! В лавке будет не продохнуть, будет толпиться весь город. Тебе что, хочется толкаться среди купчих и офицерских жен? Пойдем сейчас, и сможешь без спешки выбрать самые лучшие материи. У меня есть пара таких отрезов — у жены самого Сына Овна, мир ее праху, не было такой красоты! Сторгуемся — и все женщины этого города умрут от зависти, когда ты появишься в платье из моей ткани! Сватов у твоих дверей будет роиться больше, чем пчел на летнем лугу. Небом клянусь.

Найана и сама не заметила, как под эти разговоры Меххем увлек ее к улице, ведущей к рынку.

Они были уже далеко, дома, сомкнувшись, закрыли собой Цитадель, и слуха Найаны не коснулись звон оружия, крики ужаса и стоны умирающих, вдруг заполнившие все пространство под сводами храма. Будь она повнимательней этим утром, то заметила бы, как вжимает голову в плечи сладкоречивый Меххем, как косится назад, и какие усилия прилагает, чтобы не припустить бегом, но двигаться неспешной размеренной походкой.

Западная граница Земли водолеев, лагерь армии атамана Глаза. Первый день Арисской ярмарки.

Кинжал был готов к тому, что его оставят до самого вечера не только без еды, но и без питья. Не из жестокости даже, а из равнодушия, попросту не озаботившись такими мелочами. Атаман сказал, что пленник понадобится ему вечером для разговора — подчиненные эти слова для себя в форму приказа переосмыслили: обеспечить сохранность пленника до вечера. Чтобы, во-первых, был к тому времени еще жив, а во-вторых, не поменял радикально своего местоположения.

Для выполнения второй задачи связанные за спиной руки Кинжала привязали к толстому стволу дерева. Накоротко привязали, но без излишних издевательств: пленник мог достаточно свободно выбирать между сидячим и лежачим положением. Кинжал, в планы которого побег не входил, все же не смог побороть искушения попробовать ослабить узлы. Этого требовала сама природа человеческая. Впрочем, все усилия были абсолютно тщетны, вязать Званцо умел. И все же, насколько возможно удобно устроившись на боку, Кинжал нет-нет да и возобновлял безнадежные и ненужные попытки, бережно ощупывая пальцами тугие переплетения веревки.