Андрей Силенгинский - Крепость Тельцов

Все еще не выпуская Нерожденного из рук, Глаз перевел взгляд на Мекита, и тот посчитал это не самым добрым знаком. Если Званцо достаточно ловок и неглуп — а в этом почти не приходилось сомневаться — он одной-двумя удачно ввернутыми фразами сможет отвести грозу от себя. И ему не придется долго выбирать новый объект для излияния злости атамана.

Кинжал решил взять инициативу в свои руки. Снова придется играть смело, балансируя на грани. При этом Кинжал не преминул напомнить себе, что Званцо, пожалуй, живым представляет для Глаза какую-то ценность, а вот он пока таким преимуществом не обладает.

— Не стоит благодарности, атаман, — сказал Кинжал, примерив на себя одну из самых добродушных своих улыбок.

— Чего?! — взревел Глаз, роняя Званцо на землю и оборачиваясь к Мекиту.

— Ты хотел сказать мне спасибо, а я говорю, что в этом нет нужды. Это очень простой выбор: за медальон я легко выручил бы пару сотен дзангов, а что стоит твоя глотка?

— Моя глотка? — Глаз непроизвольно потер ладонью шею. — Ты что же, мерзавец, хочешь сказать, будто моя жизнь ничего не стоит? Да ты знаешь, что за мою голову назначена награда в десять тысяч дзангов?!

Лицо атамана раскраснелось, тон не предвещал ничего хорошего. Кинжал совершенно не к месту испытал приступ зависти — ведь за его голову больше пятисот дзангов не обещали. Десять тысяч — этим действительно можно гордиться. Достигнет ли его, Мекита, карьера когда-либо такого расцвета? Или для этого непременно нужно собирать армию и завоевывать полмира?

Но Кинжал не позволил чувствам просочиться ни на свое лицо, ни в свой голос.

— Это были бы самые легкие деньги в моей жизни, — сказал он и презрительно сплюнул прямо под ноги Званцо.

Жест получился абсолютно недвусмысленным. Кинжал знал, что в данную секунду наживает себе смертельного врага, но ситуация требовала именно этого. Или нет? Стоило признаться самому себе, Званцо ему просто не нравился. Сильно не нравился. Если при выполнении своей миссии Кинжалу удастся попутно отправить этого Нерожденного в Тень Зодиака, он будет считать свою задачу перевыполненной.

Конечно, слова Мекита по сути были пустым сотрясением воздуха. Да, при желании он смог бы убить Глаза, несомненно. Но вот получить заслуженную награду… Насчет возможности уйти после такой выходки Кинжал нисколько не обольщался. Разумеется, говорить об этом вслух он не собирался.

— Но чтобы Кинжал польстился на подачки Стражи!..

На эту фразу (сказанную в нужный момент!) Мекит возлагал определенные надежды. И не прогадал.

— Ты Кинжал? — в голосе Глаза проскользнула слабая нотка уважения.

— Ты слышал обо мне?

— Я слышал о Кинжале, — нейтрально сказал Глаз. — Но мне представлялось, что он постарше.

Мекит улыбнулся. Он все еще держал свой нож кончиками пальцев, а Глаз — сломанный медальон за обрезанные полоски кожи. Будучи твердо убежден, что дела правдивей слов, Мекит, не отрывая взгляда от лица Глаза, направил лезвие большим и указательным пальцем, позволил ему скользнуть вдоль ладони и сделал молниеносное круговое движение кистью. Медальон упал на землю, а в руке Глаза остались лишь два коротких куска кожи.

Какое-то время Глаз смотрел на эти обрезки так, словно они его предали. Затем, разжав пальцы, брезгливо стряхнул на землю. Нож у Мекита забрал, как видно, только сейчас осознав, какой опасности подвергался, не обезоружив его с самого начала. Не утруждая себя поднятием медальона, круто развернулся и бросил через плечо в сторону Званцо:

— Я буду говорить с ним вечером.

После чего исчез в своем шатре.

Когда Званцо лично связывал Кинжалу руки за спиной — само собой, стягивая веревки сверх всякой меры — тот спрашивал себя, можно ли считать первый бой выигранным.

Точного ответа не было.

Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Первый день Арисской ярмарки.

Хоть ярмарка и принадлежала Ариссе, торговля по большей части шла на стихийном базаре, что каждый год прорастал за одну ночь на поле, раскинувшемся у подножья холма. В крепости продавали лишь деликатный товар, требующий особой охраны — драгоценности, оружие, породистых скакунов. Большинство купцов ночевало здесь же, в поле, у своих прилавков, лишь самые богатые останавливались в единственном постоялом дворе Ариссы, платя жадобе-хозяину вчетверо, а то и впятеро против обычной таксы, или снимали углы у горожан.

Девятнадцатилетний Ашшави Тей, младший сын Ашшави Мийе, одного из богатейших купцов Земли овнов, номинально был как раз одним из таких привилегированных счастливчиков. «Номинально» — потому что месяц назад по приказу разбойничьего атамана с отца и старших братьев Тея живьем содрали кожу, а все имущество забрали в казну. Мать и сестры успели покончить с собой прежде чем до них добрались живодеры Глаза. Тей спасся чудом: за день до катастрофы отец отправил его и своего главного приказчика Меххема с караваном в соседнее селенье забрать товар у поставщиков. На обратном пути бедняга и узнал об ужасе, постигшем его семью.