Андрей Силенгинский - Крепость Тельцов

— Смотри, — Кинжал аккуратно и медленно снял руку атамана со своей груди. Тот не препятствовал — учитывая собравшуюся вокруг толпу, в этом не было необходимости.

Между тем Кинжал спокойными, несуетными движениями извлек медальон из рукава, зажал покрепче в ладони и второй рукой отломил одну из змей. В абсолютной тишине, разлившейся по лагерю подобно молоку из разбитой кринки, он полным достоинства жестом протянул золотого гада Глазу.

Тот автоматически взял его. Потом опустил взгляд на свою руку, словно недоумевая, как он там оказался. Лицо его в данный момент не выражало ничего.

— Что это? — пустым голосом задал он самый нелепый и самый естественный в данной ситуации вопрос.

— Это? Ты меня удивляешь, атаман. — Теперь Кинжал овладел ситуацией полностью. Он был единственным актером в этой толпе статистов, из которой он с изысканной ловкостью выуживал необходимые реплики. — Это третья часть добычи, как и положено. Ты видишь, как свято я чту твои законы. И разве можешь ты сказать, что хоть кто-нибудь когда-нибудь исполнял закон с той же поспешностью, что и я?

Да. Это была та еще шутка. Внутренне сам Кинжал скривил губы в презрительной гримасе. Но именно на таком уровне находилось чувство юмора у Глаза — если верить Рикатсу. В следующие несколько секунд, когда атаман буравил Мекита своим единственным оком, тот с изрядной долей нервозности подумал, не слишком ли большую ставку он поставил на слова главы сквамандской Стражи.

Наконец Глаз громко расхохотался, хлопнув Кинжала по плечу. Чересчур сильно, чтобы это могло считаться дружеским жестом, но все же отнюдь не с убийственными намерениями.

— Этот подонок меня забавляет, слышишь, Званцо? — обратился он к Нерожденному. — Возможно, я убью его не сразу. Нет, определенно не сразу. Я точно знаю, ему ведь еще не терпится поделиться со мной некоторыми своими секретами. Вроде того, что он здесь делает и как сюда проник.

Званцо быстрым движением облизал губы, еще сильнее напомнив при этом змею. Затем вывернул голову в сторону Мекита, уставившись на того немигающим взглядом бесцветных пустых глаз. Кинжал никогда не боялся змей. Людей он не боялся тоже. Но взгляд этого аспида в человеческом обличии вызывал оторопь, заставлял сердце сжиматься в тугой неподвижный комок, а кровь останавливаться в жилах.

— Я точно знаю, у него не может быть секретов от нас, — проговорил он голосом, в котором совершенно отсутствовала угроза. Только холодная уверенность в своих словах.

Глаз, все еще находясь, скорее, в благодушном настроении, протянул руку ладонью вперед:

— Давай!

В развернутом пояснении этой короткой команды Кинжал, разумеется, не нуждался. Сверх необходимости искушать и без того висящую на волоске судьбу он не стал и вложил в протянутую ладонь изувеченным медальон.

Глаз быстро пробежал пальцами по полоске кожи. Задумчиво погладил место среза. Быть может, он не был гением, но чтобы убедиться, что это именно срез, много времени ему не понадобилось. Улыбка медленно стекла с его лица.

— Чем? — глухо спросил он.

Мекит, стараясь делать все быстро, но не резко, позволил кинжалу выскользнуть из рукава, но ухватил его не за рукоять, а за самый кончик лезвия, двумя пальцами. Сохранять внешнюю невозмутимость стоило огромных усилий. Планируя свои действия, он не думал, что ему будет так страшно.

Лицо Глаза перекосила гримаса бешенства. Мекит, забыв на время о необходимости дышать, приготовился к вспышке ярости. И она последовала — но направлена была не в его сторону.

Глаз двумя руками схватил коротышку Званцо за грудки и рывком приподнял в воздух. Тот болтался в его руках подобно тряпичной кукле и не делал никаких попыток протестовать против такого с собой обращения. Кинжал мысленно пообещал себе в самое ближайшее время посетить все двенадцать Храмов и вознести благодарность каждому богу.

— Ты понимаешь, что это значит, Званцо?! — бушевал Глаз. — Понимаешь? Этот сволочной подонок мог зарезать меня как свинью!

Кинжал благоразумно решил до поры до времени не оспаривать выданную ему характеристику, несмотря на свое полное с ней несогласие. Лучше самые грязные ругательства, услышанные в свой адрес, чем вознесенная похвала, услышать которую ты уже не в состоянии. Он заранее простил Глазу даже несколько новых оскорблений, и тот словно подслушал его мысли:

— Какой-то молокосос свободно проходит мимо твоей хваленой охраны, как вода сквозь песок! Держу пари, он даже не заметил, что лагерь кто-то охраняет! Любой паршивый ублюдок может подойти ко мне со своим ножичком размером чуть ли не в локоть, а ты — ты, Званцо, будешь усыпать ему путь лепестками роз! Так что, может, мне стоит сказать ему спасибо за то, что его чуть больше заинтересовал этот медальон, чем моя глотка?!