Андрей Астахов - Крестоносец - Железная Земля

- Эй, чего замолкли! - кричит Тьерри музыкантам таверны, постному носатому парню с фиделью и толстяку с большим барабаном. - Сыграйте что-нибудь веселое, а то больше не нальем!

Лабухи, испуганные такой ужасной перспективой, тут же начинают наяривать что-то в высшей степени зажигательное. Одна из девчонок, хорошенькая грудастая шатенка с бедовыми синими глазками и пухлыми губками, грациозно вскакивает на стол и начинает выбивать великолепную чечетку среди блюд, бутылок, подсвечников и ваз, приподняв свои юбки и показывая стройные ножки, обутые в шнурованные высокие ботиночки. Хмельные фламеньеры пытаются ухватить ее за лодыжки, но девушка не дается, уворачивается с хохотом - и смотрит на меня взглядом, от которого начинает ныть сердце и слезы наворачиваются на глаза...

- Давай, давай! - ревут в восторге рыцари, размахивая руками, обливая друг друга вином из полных братин. Титус выхватывает из ножен меч, поднимает над головой и начинает скакать на одной ноге, прочие рыцари тоже обнажают оружие, отчего девушки визжат в притворном ужасе.

- Ага, ага, ага, ага! - ревет Титус, выплясывая фламеньерский вариант танца с саблями. Глаза его лезут из орбит, на лице написано блаженство.

- Твое здоровье, Лунатик! - Тьерри чокается со мной и жадно пьет, проливая вино на свое сюрко. А мне котри что-то уж очень сильно шибануло в башку: чувствую, еще пара кружек, и я отрублюсь напрочь.

Чьи-то пальцы мягко погружаются в мои волосы. Я вздрагиваю, поднимаю глаза - синеглазая шатенка смотрит на меня сверху вниз, и в ее взгляде призыв.

- Эй-эй! - орет Тьерри и шутливо бьет девушку по руке. - Руки прочь от Лунатика! Ему нельзя, он девственник.

- Ха! Так за это надо выпить!

- Или лишить его девственности! - кричит одна из девушек.

- Лишить! Лишить!

- Нель...зя! - Тьерри уже напился. - Нельзя лишать невинности... ик... фламеньера. Грех...это великий!

- Как же так? - слышу девичий голосок, полный притворной печали. - Так, значит, мы великие грешницы, да?

- Ха-ха-ха-ха!

- Где тут лишают невинности? - Раскрасневшийся Титус едва не валится на стол, обводит нас расфокусированным взглядом. - Я первый в очереди!

- У меня... есть жена, - говорю я прямо в синие глаза, полные призыва. - Любимая.

- Женатику штрафная! - орет кто-то из рыцарей.

- Милорд!

Я оборачиваюсь - это хозяин таверны. Ему-то что от меня нужно?

- Вас там спрашивают, милорд, - шепчет трактирщик и почему-то опускает глаза.

- Кто... спрашивает?

- Пойдемте, сами увидите.

Синеглазая все еще гладит меня по волосам. Я мягко отвожу ее руку, и в глазах девушки появляется недоумение и печаль. Прости, милая, я не могу...

Морозный воздух на улице обжигает мне разгоряченное лицо, врывается в легкие. Рядом с входом в таверну стоят пятеро - человек в темном плаще и четверо стражников, двое с вульжами, двое с арбалетами.

- Шевалье де Квинси? - спрашивает меня темный.

- К вашим услугам, - я ощущаю, как неприятный холод разливается по коже, и это уже не из-за мороза.

- Вы пойдете с нами.

- Что за...

- Приказ его величества императора, - темный положил мне руку на плечо. - Отдайте мне ваше оружие, и прошу вас, будьте благоразумны. Не заставляйте меня прибегать к насилию!

∙ Тюрьма Бельмонт

Кажется, мы пришли.

В каменном каземате без окон была устроена самая настоящая, стопудовая комната пыток. Конечный пункт моего печального ночного путешествия по Рейвенору и переходам имперской тюрьмы Бельмонт в обществе судейского и четырех стражников. Просто образцовая камера пыток, освещенная коптящими факелами и снабженная всеми необходимыми девайсами - дыбой, пыточным станком с раздвигающейся рамой, жаровней, полной раскаленных углей, длинным столом, на котором присутствующий тут же палач, качок со зверской рожей и в кожаном переднике, заботливо разложил весь свой тщательно заточенный и отполированный инструментарий. Интересно - антисептику сделал, или нет?

За вторым столом, поставленным под прямым углом к палаческому, сидели двое. Первый, одетый во все темное пожилой мужчина с худым, болезненным лицом и седой бородой, сцепил пальцы рук и смотрел на меня не мигая, как змея. Второй, видимо, секретарь-протоколист, уткнулся в свои бумаги.

Палач подошел ко мне, велел вытянуть руки и со сноровкой настоящего профессионала надел мне на запястья тяжелые железные наручники. Теперь руки у меня были скованы. Оглядев "браслеты", палач хмыкнул и отошел к столу со своими садистскими штукенциями.