Геннадий Марченко - Музыкант (трилогия)

Но я не встал и не заявил, потому что Алексей Лозовой много чего повидал на своем веку, и прекрасно понимал, что система и с самом деле сожрет его и не поперхнется. И никакие шелепины не помогут. Тем более еще не факт, что Александр Николаевич не в курсе происшедшего. Может быть, именно с его подачи все и закрутилось? Или Фурцева постаралась подать ему все под таким соусом, что у него просто не оставалось другого выхода.

Из здания Федерации футбола я выходил с чувством, что жизнь кончена и самый лучший вариант – немедленно броситься с моста в Москва-реку. Осуществить сей необдуманный поступок мне помешал окрик:

– Эй, Егор, здорово! Ты тут какими судьбами?

Оборачиваюсь – опаньки, Вовка Козлов! Тот самый Пеле, который привел меня когда-то в спортшколу ЦДСА.

– Вовка! Здорово!

Обнимаемся, делимся новостями. Пеле в этом сезоне стал игроком московского «Локомотива», как и в моей реальности. Похвалился, что недавно руководство железной дороги выделило ему автомобиль «Москвич-408», вот только права не успел получить. Сейчас он направлялся в секретариат Федерации футбола СССР, подписать кое-какие бумаги.

– Ну а ты как? Со сборной улетаешь в Скандинавию?

Тут я малость притух. Подумалось – а смысл скрывать, что меня отчислили? Причем не за плохую игру или реальный косяк, а из-за мимолетного увлечения. Между тем рядом остановилась парочка зевак, которые явно меня узнали и теперь с любопытством прислушивались к нашему разговору.

– Слушай, пойдем посидим, тут одно местечко есть неподалеку. Время-то терпит?

– Время есть, сегодня днем была тренировка, уже освободился. Только спиртное не предлагай, режим.

– Да ты что, чай понимаю, не дурак.

Засели в одном тихом кафе под названием «Лада», заняли дальний столик. Официант меня узнал, выразил свое глубочайшее почтение, потому и столик нам организовал, не забыв предложить карту меню. Выяснив, что последний раз прием пищи у друга был еще утром, организовал ему обед и ужин одновременно, сам ограничившись легким салатиком и отбивной с картофельным пюре. На запивку взяли запотевший графин брусничного морсу, хотя уж не знаю, откуда они завезли бруснику в начале июня. Скорее всего, в ход пошла замороженная, впрочем, на вкусе это не сказалось, пилось отлично.

По ходу дела рассказал об отлучении от сборной, и что на разборки ходил к самому Ряшенцеву. А вот о Хелен все же не стал говорить, посчитал, что ни к чему запускать в народ информацию о моем косяке.

– Так а за что же тебя из сборной-то турнули? – спросил Пеле, так и застыв с поднесенной ко рту вилкой, с зубьев которое свешивались гроздья квашеной капусты с прожилками так же тонко нашинкованной моркови.

– Видно, нашлось за что, хотя Ряшенцев вокруг да около ходит, толком сказать ничего не может. Думаю, кто-то из «небожителей», – на секунду поднимаю глаза к потолку, – зуб на меня за что-то точит, а за что – только и остается гадать. Может быть, за то, что несогласованную песню на недавнем фестивале в Лужниках спели? Эх, да что теперь… Ты ешь, ешь, горячее стынет.

Сидевшие за соседним столиком немцы, не стеснявшиеся громко разговаривать на своем лающем наречии, все чаще посматривали в нашу сторону. Наконец один из них поднялся и бочком подошел к нам.

– Добрий вьечер! – поздоровался он на корявом русском. – Я есть вест дойче гешефтсман Ханс Вебер, моя есть собственный мануфактурен. Это есть мой партнер, – дежурные улыбки остальных немцев. – Здьесь заключить контракт с «Трехгорный мануфактурен»… Это есть вам найн интерес, я думать. Ми вас узнать, ви есть известный фуссбальшпилер и шлагерзэнгер Ехор Мальсефф. Ми просить вас фото… э-э-э… цур эринерунг.

– На память что ли?

– Я, я, на памьять! – радостно оскалился немчура.

Ладно, не жалко. Надеюсь, этот Ханс не является тайным последователем фюрера или педофилом, сфотографировавшись с которым, я окажусь так скомпрометирован, что интрижка с Хелен покажется просто детской шалостью.

Посидели почти до 8 вечера, я широким жестом отверг притязания Вовки на оплату счета, заявив, что достаточно зарабатываю, чтобы угостить друга, да еще и оставить официанту хорошие чаевые. Сердечно распрощались, обменявшись напоследок телефонами, после чего я пешком отправился домой. Захотелось просто пройтись, хотя идти было не так уж и близко. А что, когда я последний раз вот так, не спеша, гулял по Москве? Уже и не вспомнить.

Вечер входил в силу, над столицей багровел закат, не иначе завтра сильный ветер, а то и вовсе дождь. Этим приметам я еще от бабки был обучен. А память невольно возвращала к разговору с Ряшенцевым. И к мысли, что смиряться с таким положением нельзя ни в коем случае. На карту поставлено многое, если не все. Кто знает, дотяну ли я до следующего чемпионата мира, случиться может все, что угодно. Тем более что в этом году сборная подобралась достаточно сильная, чтобы побороться за медали главного турнира четырехлетия.