Геннадий Марченко - Музыкант (трилогия)

– Хм… ну хорошо, мистер Неизвестный, давайте встретимся. Когда и где?

– Мне все равно где, можете сами назвать место, а по времени я сегодня уже свободен и завтра вечером тоже.

– Так чего тянуть, подъезжайте в паб «Ye Olde Cheshire Cheese» на Флит-стрит, я буду там через… минут сорок. Знаете, где это?

– Да, приходилось бывать. Я к вам сам подойду.

Человеком, ищущим со мной встречи, оказался невысокий, щуплый с виду мужчина средних лет в надвинутой на глаза кепке. Похоже, как и я недавно в аэропорту «Хитроу», он также не желал лишнего к себе внимания. Только если я прятался от фанатов, то он, судя по всему, вообще не хотел, чтобы кто-то вспомнил о его пребывании в этом заведении. Предчувствуя это, я заранее занял угловой столик, где мы и расположились, заказав по паре пива и сырной нарезки.

– Зовите меня просто Джек, – сказала незнакомец, отхлебнув из своей кружки. – Мистер Мэлтсэфф, вам знакомо имя Джонатан Хэмфри?

Ого, любопытное начало. Он что, помер от сердечных переживаний, этот наглый журналюга, успев перед смертью обрадовать окружающих известием, что в его смерти виноват проклятый русский?

– Имел честь… познакомиться с этим неприятным типом. А что с ним не так?

– Дело в том, что я работаю инженером звукозаписи на «British Broadcasting Company», или коротко «BBC», вещающем не только на Британию, но и на всю Европу. И к нам заявился этот самый Хэмфри со своей аудиозаписью, сделанной на компактный магнитофон в самолете, где он летел вместе с вами.

То-то этот чудак постоянно рукой в портфеле шарил! Оказывается, у него там техника наготове была припрятана, а я ведь даже не слышал звука включения кнопки «Запись».

– В силу своей профессии я был посвящен в планы Хэмфри и руководства радиостанции выдать в эфир запись вашего разговора, правда, в обработанном виде.

– Что значит в обработанном?

– Из этой записи мне под непосредственным руководством Хэмфри и директора радиостанции пришлось смонтировать новую, в которой смысл вашего диалога почти полностью меняется. Ваша речь нарезана кусками и собирается сейчас заново, а Хэмфри в нашей студии свои вопросы записал по новой, в итоге получится, что вы, ни с того ни сего, без всяких на то оснований, принялись очернять Англию и весь «свободный мир».

Вот же сука! Зря я этого pidarasa в том же самолете не придушил. Интересно, это личная инициатива журналиста или конкретный заказ?

– Вот эта запись, копия оригинала, – «Джек», оглянувшись, двинул в мою сторону по отполированной поверхности стола бобину в коробке без опознавательных знаков. – Я сделал ее по своей инициативе, не ставя никого в известность.

– А почему вы пошли на такой шаг? – поинтересовался я, пытаясь втиснуть бобину во внутренний карман пиджака. – В смысле, почему решили отдать мне эту запись?

– В этом мире стало слишком много лжи, а я хочу сделать его немного чище. Я патриот своей Родины, но мне претит, когда начинается нечестная игра без правил. К тому же… К тому же мне нравится ваша музыка.

– Неплохой бонус, – улыбнулся я. – Сколько я вам должен за эту запись?

– Бросьте, мистер Мэлтсэфф! Я делал это не ради денег, просто забирайте. Я не хочу, чтобы с вами подло обошлись, и хочу слышать больше ваших новых и хороших песен. Не знаю, сможет ли что-то изменить эта копия оригинала, но моя совесть, во всяком случае, будет чиста. А теперь, прежде чем я уйду, сделайте небольшое одолжение – распишитесь.

И он протянул мне диск моей группы вместе с редким в это время еще фломастером. Их начали завозить из Японии в Европу совсем недавно, в Союзе такие вообще еще не появлялись. Я едва не поставил росчерк от лица Лозового, но вовремя вспомнил, что уже больше четырех лет являюсь Мальцевым. Вот так каждый раз, особенно поначалу, когда приходилось расписываться, вспоминал, как выглядит «автограф» у арендованного мною тела, благо что подглядел на одном из документов и после пары часов тренировок сумел воспроизвести подпись довольно похоже.

– Спасибо, – сказал «Джек», пряча диск обратно в бумажный пакет, в котором до этого хранилась и бобина с записью. – Все, мне нужно идти, а то ваши поклонники уже, кажется, собираются о чем-то с вами побеседовать.

Он бросил на стол несколько монет, поднялся, натянув козырек кепки на глаза, и быстро покинул паб. А мои фанаты, увидев, что я освободился, и в самом деле меня окружили. В большинстве своем фанаты футбольные, хотя и моя музыка на многих производила впечатление. Многих из завсегдатаев паба я уже знал по именам, хотя назвать их своими закадычными друзьями я бы не рискнул. Возможно, все еще в будущем.