Геннадий Марченко - Музыкант (трилогия)

Через 10 минут я взял в руки арендованную у Брайана Джонса одну из его немногочисленных гитар – полуакустическую «Harmony Stratotone». То еще… уныние, мягко говоря. Я бы сейчас не отказался, например, от «Gibson Les Paul Solid Guitar», у меня такая была в свое время, помню, в 85-м отвалил за подержанный инструмент 3 тысячи деревянных. Хорошо хоть наш лидер-гитарист заявилась со своим инструментом, впрочем, как и басист. Даже «Гризли» хотел притащить свою барабанную установку, но оказалось, что в клубе имеется собственная. Равно как звуковое и световое оборудование.

– Так, теперь двигаем в порядке очередности, как договаривались, – командую я уже в коридоре, где мы притормаживаем перед выходом в зал.

Первым за барабаны под вопли зрителей садится Джон. Позади ударной установки на леске висят перекрещенные серп и молот метрового размера, которые Эндрю собственноручно вырезал лобзиком из фанеры, а затем покрывал красной краской. Не так уж и коряво, между прочим, получилось.

Затем на сцену выползает басист, которого, такое ощущение, сейчас хватит кондратий. Подключает непослушными пальцами гитару, тем временем на публике появляется невозмутимая Диана, тоже тянущаяся первым делом к штекеру. Юджин на свою скрипку старательно крепит звукосниматель. Ну и я, выдержав паузу секунд в десять, обозначаю себя в осветивших сцену лучах парочки прожекторов, как мы заранее договорились со светотехником.

– Джордж, дай жару! – орет кто-то из толпы.

Ну, жару не жару, а баллады, только уже в электроакустической аранжировке, народу сыграем. Впрочем, подготовил я и три новые, более экспрессивных вещи, опять же заранее согласованных с людьми в Союзе. Знаменитые «Black Night» и «The Song Remains The Same», а также выуженную из глубин памяти композицию «The merry widow». Мы ее сочинили году эдак в 74-м на пару с товарищем – студентом факультета иностранных языков Ярославского пединститута – наслушавшись тех же «перплов» и «цеппелинов». Причем песня была написана о реальной вдовушке, жившей у меня в соседях, у которой чуть ли не каждую ночь гостило по новому хахалю.

За текст этой песни, отправляя его с прочими на утверждение в Союз, я переживал особенно. К легкомысленной вдовушке толпами таскаются какие-то парни… Порнография и проституция, товарищи! Вот так по идее должны воскликнуть члены комиссии, увидев перевод. Но я приписал к тексту, что это реальная картина, подсмотренная мною в моем лондонском доме, и песня раскрывает всю гнилую сущность капиталистического образа жизни. В общем, прокатило.

На репетициях, а оных набралось с десяток, моя команда постепенно привыкала к тому, что им предстояло исполнять сочинения своего лидера в новом жанре. И при этом проникалась энтузиазмом, находя в песнях помимо запоминающихся мелодий неповторимое звучание, в том числе психоделику, как заявила Диана. Девица считала себя в этом плане довольно продвинутой, позиционировала себя как хиппи, покуривала марихуану и заявляла, что она childfree, то есть не планирует заводить детей во имя личной свободы. Я ей ничего на это не говорил, думаю, подрастет – сама во всем разберется. А если нет… Что ж, у каждого свои тараканы по жизни.

И уже игравшиеся ранее вещи в более тяжелой обработке, и новые были приняты публикой на ура. Да что там на ура – люди бились в экстазе! Особенно меня вдохновила такая же восторженная реакция на песню моего с другом сочинения. Блин, могли же и мы хиты выдавать, оказывается, вот только продвинуть их в массы было затруднительно. Никто особо сцену и тем более мировые турне нам не давал, лабали в клубе при «Горэлектросети». А ведь могли бы… Эх! Ведь и помимо «Веселой вдовы» у нас имелись вполне достойные вещи. Вот только тексты сразу так и не вспомнишь, хотя музыка в моей голове сидела крепко. Уж на что на что, а на память я никогда не жаловался.

Скрипку Юджина я задействовал в паре баллад, придав им тем самым оригинальное звучание. Больше всего я за него и переживал: парень молодой, психика неустойчивая, возьмет и налажает со страху. Но нет, справился пацан, и даже улыбнулся, когда я ему подмигнул – мол, так держать!

А вот Люк в середине концерта даже исполнил переведенный хит за авторством Маврина-Пушкиной, который теперь назывался «I surrender!» Да-да, пел Кипелов эту вещь и на английском, но англоязычный текст я досконально не помнил, а вот «I surrender!» я запомнил, хотя в буквальном переводе это значит «Я сдаюсь!». Впрочем, вариаций в английском несколько, вот и подобрали подходящую, ложившуюся в контекст песни. А если переводить буквально – получилось бы «I'm free!», и тогда пришлось бы тянуть слово до конца музыкальной фразы, что не есть хорошо.