Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

– Ладно, пап! – лениво соглашался я.

– Сынок, я с Марией Константиновной договорилась, пару дней поживешь до отъезда у них (это уже моя мама – о маме Миута).

Потом они доставили меня в пионерлагерь к моей машине, и уехали. А я тут же включился в работу…

Блин, я не мог даже отдохнуть, съездив на заправку! Бочки с бензином и маслом были здесь же, в лагере!

24-го вечером в сумерках я ехал, наконец, домой. В лагере вовсю выпивали и закусывали пионервожатые и администрация – шел традиционный банкет по случае закрытию сезона… А мне было не до этого.

Я приехал к дому Миута поздно, было темно. Остановил и заглушил мотор своего ГАЗ-51, вылез из кабины и первое, что сделал – подошел к соседнему дому, стоявшему с темными окнами. Последние полгода он был моим домом, а для настоящего Толика Монасюка – он был домом более пяти лет…

Мне стало грустно. Я постоял у калитки, потом открыл ее и зашел во двор. Походил по нему, при свете звезд я ясно видел все ухабы, камни, протоптанную тропинку к сараю и туалету. Все это было родным.

– Толь! – раздался голос Миута с крыльца его дома. Он слышал звук подъехавшей машины и теперь забеспокоился – куда это я пропал? – Ну, ты где?

– Да здесь я! – откликнулся я и вернулся к машине. Закрыл дверцу на ключ, подергал, проверяя.

И пошел по дорожке, ведушей к дверям Валеркиного дома.

На следующий день, 25 июля, я прямо с утра отогнал машину в гараж, написал заявление об увольнении в отделе кадров, и пока мне выписывали трудовую книжку, тут же в бухгалтерии получил расчет.

Впрочем, что там было рассчитывать-то – я работал три недели!

Но с учетом переработки, а также командировочных, я получил огромную для меня сумму – целых 157 рублей!

Так что по дороге к Миуту купил пару бутылку вина, колбасы, любимых консервы «Бычки в томатном соусе». И поехал на автобусе к нему домой.

Никого дома не было – и Миут, и его родители были на работе. Так что я взял из потайного места спрятанный ключ от дверного замка и войдя в дом, завалился на свою кровать отсыпаться. Я никак не мог отойти от интенсивного труда на благо пионерского учреждения…

Валерка приехал с работы около шести вечера, и мы с ним отметили мою первую трудовую зарплату. А потом я набрал по телефону 5—93, но женский голос мне ответил, что Вари дома нет.

И мы пошли по предложению Валерки на танцы.

– Толь, может Варька на танцах, блин! – говорил мне Миут. – Сегодня же среда!

Уже на дальних подступах к парку я с удивлением услышал выкрики, свист, и бойкий ритм исполняемого оркестром твиста. А когда мы подошли к танцплощадки, сквозь редкое ограждение я увидел вовсю работающих корпусами, выгибающихся и выкрикивающих девчонок и пацанов, которые «делали» твист.

– Как это? – спросил я, глядя на гуляющих возле танцплощадки милиционеров, индифферентно наблюдающих происходящее. – За что же меня дубинкой-то?

Миута довольно улыбался.

– Так, Толь, из-за тебя все это и получилось, блин. Наутро тогда Астраханцеву доложили о случае на танцплощадке – мол, бунт, молодежь офицера милиции при исполнении обязанностей вышвырнула с танцев. Он приказал разобраться, а когда узнал, что произошло, да кто был парень, которого дубинкой уделали, на фиг, позвонил в милицию и сказал: «Нечего на танцы соваться! Пусть молодежь танцует, что хочет. Незачем мешать их досугу!» Мне, блин, мать рассказывала – Астраханцев на бюро райкома ругался из-за этого…

Так как на танцах Рукавишниковой не было, мы с Валеркой вернулись к нему домой, по пути я купил еще бутылочку «красненького». И пока Валерка в спальне открывал ее (родители его уже вернулись с работы, и мы заперлись в валеркином будуаре), я снова набрал номер 5—93. Тот же голос мне ответил, что Варьки нет, а когда придет – неизвестно.

Похоже, маме Рукавишниковой я на выпускном вечере сильно не понравился. Иначе почему она даже не спросила меня, а кто звонит? Голос узнала и сделала вид, что ей все по-барабану…

Следующий день я начал вновь со звонка Рукавишниковой. Никто не взял трубку телефона.

И я провел день с друзьями. Девчонки, увидев меня, завизжали от восторга, Бульдозер и Гемаюн демонстрировали свою радость более сдержанно, но по глазам я видел – рады ребята!

И мы пошли на озеро. Весь день мы купались, загорали, купили в «дежурке» хлеб и колбасу и поели здесь же, на берегу.

Расставались мы уже после шести вечера, но не надолго – я пригласил их на вокзал к поезду проводить меня. Поезд шел около 23 часов, и мы договорились встретиться в сквере вокзала в десять вечера.