Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

А в субботу я на перемене вызвал из учительской Эльвиру Владимировну и отдал ей все три готовые решения.

И поскольку меня до конца месяца больше не приглашали, на этом моя эпопея с выходом на финишную прямую, в конце которой маячила заветная медаль, думаю, закончилась.

А перед Первым мая мама поздравила меня – она сказала, что районо утвердил результаты пересдачи всеми тремя учащимися нашей школы учебных дисциплин, оценки за которые не позволяли нам претендовать на медали по результатам обучения в средней школе.

Фенита ля… И, соответственно, ура-а-а!!!

Продолжалась текушая работу по укреплению позиций и в области филологии. Я переписал в альбом нашей учительницы три своих фантастических рассказа, и сейчас писал четвертый, и – последний. Потому что май месяц – это уже подготовка к экзаменам и изучение экзаменационных билетов. Так что домашних сочинений больше не будет.

А тем временем вокруг бушевала ранняя весна. Она была настолько дружной в этом году, что мы с ребятами всерьез подумывали – а не выйти ли нам с нашим репертуаром на Бродвей уже в конце апреля? Ну, коли погода позволяет?

А она нынче не просто позволяла – требовала! Уже в третьей декаде месяца снег почти сошел и черная влажная земля буквально на глазах покрывалась молодой зеленой травкой. Фактически немного снега оставалось лишь вокруг деревьев парка, ну, и нашего школьного двора, всего заросшего старыми кленами.

Солнце грело все жарче, на деревьях набухали почки, а кое-где начали пробиваться и молодые клейкие листочки.

Очень красив в это время года сквер нашего железнодорожного вокзала. Когда мы когда-то переезжали в Боговещенку (было это в конце 50-х годов) я обратил внимание – здание вокзала и все вокруг было покрыто только что посаженными саженцами деревьев. Ну, так вот совпало – наш приезд, и посадка молодых деревцев у вокзала.

А теперь они выросли, и в короткие дни, когда начинали выбрасывать листву, под деревьями было здорово – остро пахло клеем молодых листочков, а сами листочки всегда шуршали – вокруг вокзала начинались степи, а потому воздух никогда не оставался неподвижным.

Ну, а асфальт улиц был сухим уже после 15 апреля. Так что мы теперь, собираясь у меня дома чуть ли не ежедневно, не столько репетировали, сколько обсуждали и чуть ли не каждый день «перекраивали» наш репертуар.

С которым, если не испортится погода, собирались начать выступления на Бродвее.

– Девочки, – сказал я Галке и Валюхе. – Ваш выход – только в мае! Холодно пока, а без одинаковых платьев подтанцовка будет выглядеть бледно!

– Тогда мы с маракасами! – согласилась Галка.

– Ага, мы маракасами пошуршим!

Это уже – Валюха. Они и правда наловчились настолько мастерски встряхивать маракасы, что шуршание гороха очень напоминало негромкую работу ударных.

Я по-прежнему каждое воскресенье встречался с Жанной. Теперь мы любили друг более сдержанно, без того азарта, что был нам присущ в ту нашу первую встречу. И тем не менее мы были довольны друг другом. Она – тем, как я вел себя в постели: я был нежен с ней, и собственно соитие стало для нас не целью, а завершением нашей взаимной физической любви.

Потому что я старался как можно больше ласково целовать ее лицо, груди, тело, ласкать его руками, и обязательно шептать ласковые глупости. Она отвечала мне не менее приятными и будоражащими тело ласками, поэтому и наше взаимное проникновение имело целью только лишь вывести нас на пик наслаждение – достижения обоими оргазма.

И мы всегда лежали после этого на спинах рядом, закуривали одну сигарету на двоих и пускали дым. Именно что пускали – ни она, ни я не курили, а вот, как дети, сделали курение частью любовного ритуала.

А потом Жанна обязательно угощала меня обедом. Она хорошо готовила, и все время старалась приготовить для меня что-нибудь очень вкусненькое – то есть побаловать меня. Она подкладывала мне в тарелку, сидела рядом, и мы болтали обо всем на свете. Причем – на равных!

И мы никогда не пили спиртного.

Она была бы прекрасной женой. Потому что была скромной, сдержанной, и ко мне, сопляку, ухитрялась относиться уважительно. И если бы не разница в возраста в десять лет и ни иное мое предназначение…

Это я так думал, когда шел от нее домой…

В общем, я любил бывать у Жанны, и не только из-за плотских утех.

Весна совершенно не подействовала на Рукавишникову. Она по-прежнему игнорировала меня, проходила мимо, не здороваясь и задирая нос, которым не забывала принюхиваться. Так что я старался по понедельникам с ней не встречаться.