Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

Полюбовавшись делом своих рук, я сказал корчащимся и стонущим на асфальте пацанам:

– Девушку мою зовут Юля. И если что…

На следующий вечер Юля специально прошла рядом с ними и, поравнявшись, негромко поздоровалась:

– Здравствуйте, мальчики!

И услышала в ответ: «Привет, Юль!» и «Здорово, Юля!» Отныне она была в этом дворе «своей».

А я порадовался, что не растерял форму. А все наши, которые наблюдали драку, стоя в сторонке, наутро восторженно цокали языком и упрашивали «научить их приемчикам».

В это же время у нас начала работать военная кафедра.

Еженедельно с нами теперь проводили занятия работники военной прокуратуры. И после окончания учебы мы обязаны были пройти двухмесячные сборы в воинским частях Сибирского Военного округа, поработать военными дознавателями, и по итогам нам будут присвоены звания «лейтенант юридической службы Советской армии».

Пока мой жизненный план выполнялся полностью. Срочная служба в Армии в прошлой жизни до сих пор представляется мне не иначе, как кошмар.

С конца октября мы также стали все чаще собираться по вечерам на репетиции. К этому времени я и Юлька подобрали себе новые песни для репертуара, и теперь наш художественный руководитель Олег расписывал партитуры, часами осторожно трогая пальцами клавиши своей «Ионики», подбирая мелодию. Одно время к нам на репетиции вдруг зачастил Борис Варшавнин, но как только мы заметили его нездоровый интерес к нашей Юленьке и то отвращение, которое выказывала девушка при упоминании имени секретаря комсомола, мы однажды прямо и открыто поговорили с ним.

Когда он пришел в зал, мы прервали репетицию и попросили Юлю выйти из зала. А потом Олег от имени всех нас сказал примерно так:

– Боря! Мы тебя уважаем, но Юлька – наша девчонка, и мы ее в обиду не дадим! Если не останешь от нее – мы просто все уйдем из ансамбля. Как, ребята? – И он обвел нас глазами, и мы все выразились в смысле, что да! Уйдем на фиг!

– Ну, действительно, Борь! – заговорил самый старший из нас, двадцатипятилетний Петя Николаев с последнего курса истфака). Ну что, тебе девчонок мало, что ли? Да на тебя вон первокурсницы все смотрят, открыв рот – только свистни!

А Юлька… Не надо ее трогать! То та история, а теперь вот, на Монасюка запала…

– Ты чего, Петь? – возмутился я, но Николаев лишь махнул рукой:

– Ну, если ты, Толян, этого не знаешь, то ты такой единственный из всех!

– В общем, решай, Боря, – подвел черту Олег.

Наш секретарь сначала покраснел – разозлился, значит, а потом вдруг взял – и рассмеялся.

– Нет, ну ты смотри – защитники! Золотая прям ваша Юлька! Да я…

– А и золотая! – разъяренная Юлька, которая подслушивала, конечно же, за дверью, пулей влетела в зал. – Золотая!

Но тут же остыла. Я же говорю – хорошая она, добрая и чистая. И тут она сделала самый верный шаг: она подошла к Борису и чмокнула его в щеку.

– Ну, извини, Борь, ну, другой мне нравится…

Варшавнин снова засмеялся и махнул рукой:

– Два идите вы! Ишь, сдружились… Нужны вы мне!

Но мы были ему нужны – всегда, и уже через день он пришел к нам по делу, и мы говорили, обсуждали, и никто даже не вспомнил о нашем разговоре. И никогда мы о нем не вспоминали.

Тем временем еще один разговор произошел в Боговещенке, в знакомом мне доме в поселке Заготзерно. Правда, содержание его я узнаю позже, но привести его стоит именно сейчас.

Разговор этот состоялся как-то вечером у Варвары Рукавишниковой с ее родителями – Людмилой Олеговной и Петром Петровичем.

Варвара к этому времени уже второй месяц работала секретарем в бухгалтерии элеватора.

Дело было сразу после того, как вся семья пришла с работы и после ужина затеяла вечернее чаепитие.

Людмила Олеговна мыла посуду, а Петр Петрович допивал тем временем свой чай.

Примерное содержание разговора таково – повторяю, о разговоре я узнал значительно позже.

– Мама, папа, я посоветоваться хочу! Мне очень плохо, а поговорить не с кем.

– Варюша, это из-за Толи Монасюка?

– Мам, это из-за меня! Понимаешь, я сама… я его… (плачет).

Людмила Олеговна обнимает Варвару, кладет ее голову себе на колени, баюкает.

– Варюш, ты рассказывай! Но сначала я хочу перед тобой извиниться. За то, что не сказала летом об отъезде твоего Толи. Он звонил тебе раз пять. Я плохо о нем тогда думала, ну, из-за этой песни про тебя…

– Мам, это не про меня песня… Просто совпадение…

– Ладно, Варенька, ты только знай, что мы с папой думаем о нем, как об очень хорошем молодом человеке. А теперь рассказывай.