Этот город был как две капли воды похож на тысячи других: слишком много людей, домов и так мало парковочных мест, зелени. Каждое утро он просыпался, отряхивался от кислотной росы и вдыхал еще прозрачный холодный воздух. Он знал, что тот исчезнет, растворившись в жаре асфальта, как только земли коснутся первые лучи солнца.
Все должно было начаться как обычно: брошенный подальше будильник, растворимый кофе с сахаром, бутерброды, забытая вечером тарелка на тумбе телевизора, к которой основательно присохли остатки ужина, приглушенный звук радио вместо фона, шум воды из-под крана, жужжание фена и шорох полотенец. Вроде бы. Но это утро так не началось. Нигде не пахло кофе, никто не закатил скандал из-за тарелки. Не укладывал волосы, чтобы выйти из дома и испортить прическу в метро. Никому не было до этого дела. Все жители застыли у окон, впервые, казалось, так пристально вглядываясь за пределы их мирков. Что-то необъяснимое и устрашающее надвигалось стремительно и безостановочно, готовясь накрыть город. И уже накрыло сознания людей. Жители чувствовали нечто новое, путались в себе, напрягали глаза и слух, воображение и разум. Но тишина перед неизвестной бурей только сгущалась. Не пели даже птицы, не ревели двигателей проснувшихся машин — они либо бесшумно ползли, стараясь не привлекать к себе внимания, либо стояли, глядя подслеповатыми фарами перед собой. Тоже ждали. Тоже не знали, чего именно.
Придерживая одной рукой живот, немолодая женщина с растерянным лицом и мешками под глазами вышла на улицу, покинув ставшую вдруг тесной квартиру. Ей нужно было отдышаться и прийти в себя. Накануне вечером женщина узнала, что беременна. В ее-то возрасте…
Сзади раздался грохот, и женщину волной отнесло в сторону. Она с визгом покатилась по асфальту, обдирая колени, локти, лицо и плечи, прикрывая живот, в котором теплилась зарождающаяся жизнь.
Держись, Нина…
Женщина прикрыла голову руками, зажмурившись, почти прикоснувшись губами к земле. И замерла в ожидании удара. Мощного, смертоносного, близкого, ведь грохот, так похожий на звук взрыва из фильмов, слышался отчетливо.
Порыв ненормально теплого ветра со странным запахом, не сравнимым ни с чем знакомым, заставил внутренности сжаться, а сознание помутиться. Дом за спиной покачнулся, и часть стены обрушилась. А потом только тихий шелест листьев, пронесшийся по перекрестку. И все. Прошло несколько секунд, минут, а может быть, даже часов, но женщина так и лежала на асфальте, свернувшись клубком, и глотала воздух, стараясь не обращать внимания на запах собственной крови. Вокруг бегали выжившие люди, пожарные, выли машины и дети с матерями.
И никто не замечал: что-то изменилось. Это нельзя почувствовать руками, увидеть или услышать. Это что-то пришло с ветром, осело на пылью на коже и навечно поселилось в теле каждого, затаившись в самых укромных уголках.
Интермедия. Простые (не)люди
В пронзительно-белой лаборатории, совсем не похожей на комнату, сидело двое детей. Прямо посередине, на полу, игнорируя широкую кровать и кресло у входа. Искусственный голубоватый свет, режущий глаза, не мешал им, навязчивое шипение кондиционера — тоже. Они были заняты лишь друг другом.
Ребенок завороженно водил кончиками пальцев по лицу другого ребенка, и тот хихикал от щекотки. Водянистые, почти бесцветные глаза, лишенные способности видеть, двигались от переизбытка чувств вместе с руками, словно пухлые пальцы были зрячими. А смеющиеся, с почти черной радужкой вокруг зрачка глаза нового друга закрывались попеременно, когда их касалась влажная от волнения ладошка. Оба малыша стеснялись заговорить, и тишину разбавлял только их смех. Чистый, искренний и немного робкий. Две женщины, наблюдавшие за ними снаружи через стеклянную автоматическую дверь, молчали, пока одна из них не вздохнула, с умилением глядя вперед.
— По-моему, они подружатся. Какие милые дети!
— Дети? — вторая женщина, истощенная, изнеможенная, с ужасом начала указывать пальцем в сторону знакомящихся малышей и закипать: — Это не дети, Ивэй! Это чертовы продукты мутации! Нам конец. Нам всем конец, — запричитала она, махая руками, и Ивэй обернулась:
— Хельга, успокойся сейчас же. Они люди, только немного другие. И рожаем их мы, люди, если ты помнишь.
— Этот монстр не мой ребенок, — палец указал на хихикающего мальчишку, а глаза Хельги сделались безумными. Почерневшие радужки в красных белках. Красные белки в черных мешках опухших от слез и разочарования век. — Я пыталась… Но не могу. Не могу! Пойми меня!
Читать дальше