Игорь Николаев - Символ Веры

Вблизи город оказался еще более неприглядным, чем со стороны. Его будто накрыли невидимой паутиной, которая придала всему налет печальной унылости и серости. И мусорности. Если на дорожках было еще относительно чисто (очень относительно), то уж в проулках и на прочих задворках чего только не валялось, включая хорошо выдержанную дохлятину.

Программу действий исчерпывающе изложила Родригес в одной фразе - есть, пить и тряпки для святого отца. Время от времени Гильермо ловил на себе ее странный взгляд, как будто блондинка старалась что-то вспомнить, и не могла. Узнав, что она католичка, Леон ждал просьбы о благословении, однако так и не дождался. То ли религиозность девушки была сильно преувеличена, то ли «святоша» казался ей не внушающим доверия для таинства.

Город словно вымер, но ганзу это, похоже, не смущало. Видимо они навидались таких вот Богом забытых углов, что пришли в запустение после войны. Неподалеку что-то прошумело, как будто паровоз, но существенно тише и как-то мягче. Родригес прислушалась и вздохнула, как показалось Леону - с некоторым облегчением.

- Моторисса, - непонятно сказал Кушнаф, тоже кажущийся довольным.

Негры молчали, по своему обыкновению часто и мелко кивая. Леону они казались пришельцами с другой планеты, похожими скорее на обезьян, чем людей. Невероятно худые, с лицами, больше смахивающими на туго обтянутые кожей черепа. На руках, казалось, вообще не было мышц, и сухожилия струнами проступали поверх костей.

Руководствуясь непонятными для Боскэ ориентирами, Кушнаф вывел маленький отряд к внешне совершенно не примечательному дому, красному и пыльному, как и все остальные, одноэтажному, но с витриной из настоящего стекла, с полустертыми золочеными буквами. Судя по всему, здесь располагались универсальная лавка, харчевня, ателье и телефонная станция, в едином лице. Управлял этим комплексом старый араб, по виду сущий бербер из путевых заметок Брэма. При нем суетились двое мальчишек с огромными черными глазами, живыми и любопытными, как у зверьков. Араб с демонстративным уважением отнесся к Родригес, Муниса Кушнафа словно и не заметил, а на негров-аскари посмотрел, как на зловредных насекомых, что по недоразумению еще не прибиты тапком.

Боскэ не понимал, на каком языке идет разговор и отвлекся, рассматривая пыльную и темную лавку. Успехом нехитрые товары явно не пользовались, судя по толстому слою пыли на большинстве предметов. Мелкие и аляповатые сувениры из потрескавшейся от времени пластмассы. Радиумное мыло, лысые зубные щетки... Более-менее рабочими казались только странные штуки, похожие на большие дисковидные раковины, числом три, из латуни с простой фабричной гравировкой. На одной стороне такого диска располагался ключ, схожий по форме с теми, что заводят пружины в игрушках. Другая сторона представляла собой съемную крышку на петле. А с торца сверкал круглым стеклышком окуляр с резиновым кольцом.

Родригес торговалась с арабом, детишки взирали на процесс с молчаливым почтением, негры скучали. Боскэ рассматривал странные барабаны.

- Мутоскоп, - пояснил Кушнаф и, видя, что его не поняли, щелкнул пальцами. Араб отвлекся от Родригес, они с Мунисом обменялись парой быстрых деловитых фраз. Кушнаф бросил одному из детей несколько мелких монеток, которые тот поймал на лету. Взял диск и закрутил щелкающий ключ, который похоже и в самом деле взводил пружину.

Заведя «мутоскоп» Кушнаф протянул его Боскэ, жестом указав, что надо смотреть в окуляр, а затем сдвинуть рычажок. Заинтригованный Боскэ последовал инструкциям. Раковина зажужжала, доминиканец приник глазом к резиновому кольцу на окуляре.

Мутоскоп оказался примитивным механическим кинопроектором. Пружина одновременно крутила ролик с пленкой и заряжала лампочку для подсветки. Завода хватало секунд на тридцать, то есть на очень короткий видовой фильм. Боскэ хватило десяти секунд, после чего он буквально отпрянул от аппарата, покраснев, словно облитый ярко-алой краской с головы до ног. Кушнаф ловко подхватил падающий мутоскоп и рассмеялся, все остальные подхватили.

Гильермо застыл, растерянный и обескураженный, с горящим от стыда лицом, понимая. что над ним посмеялись, без особой злобы, но от этого не менее обидно.

- Только для взрослых, - медленно, тщательно выговаривая каждый слог, сказал араб. И добавил. - Для мужчин!

На этот раз блондинка что-то недовольно и жестко сказала. Араб сразу оборвал смех и заговорил, видимо, извиняясь. Гильермо страдал. Наконец, переговоры завершились. В обмен на несколько рваных и сальных банкнот путники получили пару бутылок почти свежей воды, буханку черствого хлеба, несколько банок консервов, с налетом ржавчины, однако внешне целых.