Артем Луниш - Близнецы

До Петрозаводска они доехали наконец в тиши и покое — без погонь, неприятных знакомств и перестрелок. Электричка шла три с половиной часа и большую часть этого времени Артем проспал — поглядел немного на обступающие железнодорожное полотно хмурые леса, послушал перестук колес и негромкий гул вагона — в этот ранний час ездили в основном пенсионеры, их компания разительно выделялась — и задремал. Дети, конечно, спали с самого начала, они толком и не просыпались даже — в полудреме, ведомые Артемом и рыжей девушкой добрели до платформы, сели в электричку и тут же заснули. Лена не спала вовсе — с тревогой и запоздалыми сомнениями поглядывала она в окно, за которым проносились величественные и дикие пейзажи. Смотрела на странного парня и странных детей — исцарапанные, измученные, с неясными тенями на лицах. Может быть, не стоило с ними связываться. Может быть… Но хуже, чем было, все равно уже не может быть. И это маленькое приключение — как глоток чистой воды, как порыв высокого ветра. А так, три года в забегаловке: день-ночь-сутки прочь, день-ночь-сутки прочь, недостача в кассе, день-ночь-сутки прочь, конец смены — спать, спать, спать, вот и выходные кончились, день-ночь-сутки прочь, день-ночь-сутки прочь. Она вдруг вспомнила, как неожиданно разрыдалась в магазине, увидев в очередной раз повышенные добрым правительством цены на сигареты — так это было глупо и стыдно, и жалко, и как, глядя на это очередное небольшое повышение, она вдруг почувствовала себя загнанной лошадью, и конца-края этому видно не было — еще жить и жить.

Двери вагона с лязгом распахнулись. Трое хмурых полицейских, поблескивая мятыми кожанками, быстро прошли через вагон, поглядывая на народ пустыми равнодушными взглядами. Лена вздрогнула, незаметно толкнула ногой рюкзак под сиденье. «Он ведь так и не сказал, что у него там», — подумала она. К счастью, за всю дорогу это было единственное их приключение.

Петрозаводск — маленький уютный городок, меж желтыми двухэтажными домами которого зеленеют густые заросли сирени и яблонь, а улицы обсажены белыми березами, и всюду в маленьком городе слышится веселое бурление узкой и неглубокой, но зато довольно быстрой речки Пывы. Они прибыли в него чистым солнечным утром, более-менее выспавшиеся, оторвавшиеся на какое-то время от погони, а потому довольные и веселые.

— Ничего себе городок, — одобрительно сказал Танатос, запрокинув голову в голубое небо с подсвеченными солнцем пушистыми облачками. Гипнос кивнула.

— Очень милый, — согласился Артем, еле сдерживая расползающиеся в счастливой улыбке губы.

— Офигеть, — сказала Лена, жадно вдыхая чистый, сосновый воздух, — так близко от Рынды и так непохоже.

— Ваши документики, — сказал незаметно подошедший полицейский. Был он толст, мрачен и, по всему видать, это у него не утренняя смена начиналась, а ночная заканчивалась.

Артем незаметно пихнул Лену локтем, она сообразила и вытащила паспорт.

Толстяк скучливо пошелестел страницами, поднял на них глаза, — это все? Что, больше ни у кого документов нет?

— Нет, — твердо сказал Артем.

— Ясно, — сказал толстяк, — дамочка, вы с детьми свободны. Гражданин, пройдемте.

Панические мысли заметались у Артема в голове. Бежать — но куда, как? и что потом делать? — драться — а как с ним драться, если все оружие в рюкзаке? Физические свои возможности Артем оценивал трезво. Можно было, наверное, попробовать дать взятку, но Артем в жизни не давал взяток и не знал, как это делается.

— Подождите, командир, — просто сказала Лена, — мы только приехали, вон, с поезда сошли.

Проворные пальцы в это время вытащили кошелек, с томительной медлительностью расстегнули застежку — и показался, застенчиво выглянув из кожаного нутра, краешек пленительной тысячерублевой купюры. Толстяк моргнул, чуть придвинулся к Лене.

Лена в ответном порыве придвинулась к нему, купюра выглянула еще чуть дальше, сверкая бумажной невинностью.

— Так зачем вам его тащить, командир. Это мой двоюродный брат, хороший парень.

Тут — быть может, Артему показалось? — она прямо-таки непристойно подмигнула одышливо дышащему толстяку, чуть шорхнула передаваемая купюра и толстяк отступил.

— Ну, хорошо, — сказал полицейский, приподнимая фуражку и вытирая побагровевший, мокрый лоб, — но больше без документов не ходите. Прощайте.

И, не удостоив их и взглядом, он медленно развернулся и направился к торговавшей полевыми цветами бабушке.