Максим Далин - Запах разума

Калюжный свалил к краю крыши — и дельно: если блевать, то не всем же под ноги. А Разумовский:

— Сергей, зелёная волосатая расчёска!

Калюжный заржал — и вроде как отдышался. А я думаю: только бы им в голову не пришло угощать нас своим деликатесом, расперемать их…

Но чебурашки — они же гостеприимные, хрен им в зубы, прямо до ошизения. Цвик же не мог своему корешу Диньке не дать конфетку, как же! Ведь много же вкуснятины привезли, ёпт, на всех хватит!

Я думал, Динька сейчас тут всё облюёт — или уж придумает, как деликатно отказаться. Ага, шиш! У него мина сделалась лихая и придурковатая — и он с этой миной взял гусеницу у Цвика и храбро её откусил. Брызнуло зелёное.

Калюжный аж позеленел с лица, а Разумовский на Диньку взглянул, как на оживший памятник Чапаеву — восхищённо, но слегка обалдело.

И я прихренел. Нет, я догадывался, что Багров — чокнутый, я не думал, что настолько: он ведь эту гусеницу целиком сожрал. И говорит:

— Знаете, мужики, в общем, даже ничего, не смертельно. Я думал, хуже. А у неё внутри — на то пюре похоже, которым нас Нгилан кормил. А сама шкура — как кальмар консервированный.

Калюжный еле проглотил, его просто передёрнуло до самых пяток.

— Ты, — говорит, — Багров, рехнулся совсем — живых гусениц жрать.

А Динька выдал, наивно — как первоклашка:

— Так лицин же их едят… и знаешь, ведь и на Земле устриц едят прямо живых. Неудобно отказываться, да и интересно… ну, это… что им так нравится в этих гусеницах.

А Цвик и рыженькая на Калюжного поглядели озабоченно, даже испуганно. Хрен ли тут не испугаться: был розового цвета, а стал зелёного. Удивительно же чебурашкам, в диковину.

Динька им что-то чирикнул и стал Цвика гладить по шёрстке, а рыженькую нюхнул в нос и разулыбался. Надо думать, донёс до чебурашек: из людей не все это могут. У Калюжного, мол, либо ещё организм не готов после перехода, либо просто кишка тонка.

А тётки, что прилетели, в это время нас разглядывали. Им здешние говорили что-то, говорили — а они просто смотрели, и ноздри у них пошевеливались.

И я вдруг понял потрясную вещь.

Это, конечно, никакой не спецназ. Но это — комиссия. По нашу душу комиссия. Эти тётки и тот, брюнетистый, с седой мордой — они прилетели специально нас смотреть, нас обнюхивать. Вот посмотрят, понюхают, как тут принято — и, надо думать, примут решение.

Ещё неизвестно, какое.

Общаться с пришельцами оказалось непросто, но всё равно целый день я радовался, что не успел уйти. *Ветер переменился*. Я был уже уверен, что уйду не один.

Я решил, что буду сопровождать Дзениза и его друзей. Они не останутся в нашем клане, основная специализация которого — микологи-связисты, это очевидно. У нас нет специалистов, способных их правильно понять, а уж тем более сделать какие-то принципиальные выводы и по-настоящему помочь. И Лангри, и Нгилан, и я — просто пытались, этого недостаточно.

Нужно подумать об антропологах. Или о биологах широкого профиля. Или — о психологах, педагогах, медиках… А может, у кого-нибудь, кого я не знаю, есть более сложная и необычная специализация. В любом случае, на первых порах пришельцам понадобится серьёзная помощь; я готов помогать, мне нравится Дзениз — но я умею до обидного мало.

Хотя для начала и это полезно *я надеюсь*.

И я с удовольствием думал, что мне предстоит путешествовать в обществе *существа* человека, которого по-настоящему интересует мир. Ведь путешествие — это поиск себя, а Дзениз как раз был занят поисками себя и изучением всего, *что принесёт ветер* что попадётся по пути.

Он запоминал жесты, запахи и слова. Меня восхищала его способность преодолевать страх: утром Дзениз испугался моего паука; вечером он дал пауку на пальце капельку своей слюны. Я смотрел и думал: интересно, хватило бы у меня самообладания вот так перешагнуть через порог собственного страха — да хоть неловкости и застенчивости — среди незнакомцев?

Было немного жаль, что Дзениз — пришелец. Я не знал, сможем ли мы стать принятыми сыновьями одного клана — если вдруг решим попытаться стать братьями. Я даже не знал, сможет ли он стать настоящим принятым сыном какой-то нашей семьи.

Пришельцы ведь — существа другого вида.

В нашем мире нет таких женщин.

Закономерно: как правило, женщины не путешествуют. Но — каково же пришельцам будет среди нас, без принятых сестёр и подруг? Мужчина создан природой жить в обществе женщин — и для женщин, в конечном счёте. Если друзья Дзениза не смогут вернуться к себе домой — у них никогда не будет детей. Как это печально…