Николай Васильев - Галантный прогрессор

Рыбацкое поселение Анчио состояло из трех десятков одно-двухэтажных плоскокрыших белых домиков, сложенных из неотесанных плит известняка, скрепленных известковым же раствором. Напротив домиков у берега стояли на приколе лодки (хотя большинство мест еще пустовало), а поперек берега сушились на распорках сети, меж которыми тут и там затевали свои игры дети. Гвидо причалил возле незавидного одноэтажного дома, принес из него корзины и велел Паоле и Алексу грузить в них добычу - раздельно. Сашка, исколовший ладони и пальцы о проклятых ежей еще возле острова, поднял руки вверх и показал их мужику. Тот презрительно скривился, но принес из дома брезентовые рукавицы. В рукавицах сортировка пошла у Сашки споро, но тут он заметил, что кожаные перчатки Паолы совсем тонкие и она тоже морщится от уколов. Тотчас он снял правую рукавицу и протянул ей. Она взглянула на него в упор и качнула в знак отрицания головой, но Сашка сунул рукавицу ей в руку и утрированно грозно сдвинул брови. Рыбачка беззвучно оскалила в улыбке зубы и надела рукавицу.

Улов Гвидо тотчас понес на продажу - вернее, две корзины понес Сашка и одну Паола. Покупателем же оказался самый зажиточный селянин (обитал аж в трехэтажном доме!), который, вероятно, являлся перекупщиком, а собственно потребители ежей, голотурий и крабов пребывали где-то в аристократических высях. Сашка и Паола при торге, конечно, не присутствовали, а сели на лавку во дворе дома и, не имея возможности поговорить, стали смотреть друг на друга. Долго смотреть у них не получалось (то один отводил в смущении взгляд, то другая), но через одну-две минуты их взгляды снова встречались.

Стоит пояснить, что сексуальный аппетит Сашки от купанья в море нисколько не убавился, и потому взгляд его, обращенный на молодую донну, быстро эволюционировал от игривого любопытства до едва завуалированного вожделения. Паола вожделения была достойна: помимо ярких черных очей ее овальное смуглое лицо имело все достоинства итальянской красоты, то есть прямой изящный нос, полные губы, белейшие зубы, маленькие уши, круто очерченные соболиные брови и чистый невысокий лоб, обрамленный гривой густых черных волос, обрезанных почему-то до плеч. А шея.... А груди, свободно шевелящиеся под рубашкой.... Гибкий стан, внятные ягодицы, стройные ноги с босыми изящными ступнями.... Столь же изящные кисти рук.... И взгляд ее: сначала изучающий, держащий на дистанции, но не отталкивающий, равно готовый к улыбке или негодованию, и все-таки понемногу наполняющийся влечением в ответ на Сашкины все более нескромные взгляды....

Читателю вправе, кажется, поморщиться: у этого сочинялы и принцессы и рыбачки - все красавицы.... Он, вероятно, не бывал в Италии и, тем более, на Сардинии. Здесь за тысячелетия селились многие, очень многие нации: греки, римляне, кафагеняне, вандалы, готы, норманны, арабы, испанцы.... И все, первым делом, "покоряли" местных женщин, а те рожали детишек.... С каждой волной "покорителей" все более и более красивых детишек. В итоге даже рыбачки Сардинии имели очень замысловатую родословную, восходящую к цезарям и эмирам.

Вдруг Паола, успевшая еще на острове узнать, что француз не понимает итальянского, а тем более сардов, заговорила:

- Che, ranocchio, in filare in me tuo cazzo? (Что, лягушонок, хочешь воткнуть в меня свой хрен?). Invano lo hai nascosto, ho avuto il tempo di vedere (Напрасно ты его прячешь, я успела увидеть). Questo, forse, ci sarrebe stato bene (Это, может быть, было бы и неплохо). Come ho avito abbestanza di questo Guido! (Как мне осточертел этот Гвидо!). Сhe stupido che sono, che ha ceduto in momento di debolezza! (Какая я дура, что поддалась ему в минуту слабости!) La Vergine Maria! Mi dispiace per I brutti pensieri! (Дева Мария! Прости меня за дурные помыслы!).

И стала часто креститься.

Сашка напряженно вслушивался в речь Паолы, выхватывал отдельные слова, но не понимал. Впрочем, общий смысл уловил: сначала она в чем-то его упрекнула (в том, что пожирает ее глазами?), а потом стала жаловаться на свою жизнь. Давай, птичка, давай, а я потом тебя пожалею....

Тут из дома вышел Гвидо, крутя головой: объегорил его, вероятно, ушлый перекупщик. Оба страстотерпца поднялись с лавки и поплелись за ним по жаре обратно.

В доме Гвидо оказалось всего две комнаты, не считая кухни: в одной спал Гвидо со своей женой (старой вешалкой с проницательным взглядом, имя которой Сашка не расслышал), в другой обитала Паола с двумя детишками (девочкой лет 7 и пацаненком 4 лет). "Куда же определят на ночь меня? - озадачился Сашка. - Или поблагодарят сейчас за помощь да отпустят восвояси?". Оказалось, что с улицы к дому пристроен сарайчик длиной 2 метра, беспорядочно заваленный колотыми дровами из плавника. Но если их сложить вдоль стены в поленницу, то вдоль другой стены можно будет лечь.... Так, во всяком случае, понял Сашка слова и жестикуляцию Гвидо. "Приступлю тогда к укладке поленницы. Надеюсь, ночью она на меня не свалится?"