Олег Якубов - Михайлов или Михась?

— Я уже больше двадцати пяти лет живу в Австрии, и мне гораздо проще говорить на немецком языке, русский я изрядно подзабыл, — возразил Кандов.

Потом следователь начал с места в карьер, грозным тоном, почти срываясь на крик:

— Господин Кандов, вы передавали письма от господина Михайлова его сообщникам, а письма сообщников передавали в тюрьму…

Антон перебил следователя:

— Если вы будете на меня кричать и разговаривать в таком тоне, я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.

Зекшен умолк, встал, прошелся по кабинету, снова уселся на свое место и, улыбнувшись, как ни в чем не бывало ответил:

— Вы правы, господин Кандов. Нам лучше побеседовать спокойно. Вы разумный человек, и я уверен, что мы найдем общий язык. Итак, я обвиняю вас, что, передавая письма господина Михайлова его сообщникам по криминальной организации, вы мешали следствию. Согласны ли вы с таким обвинением?

— Нет, я категорически не согласен с таким обвинением, — заявил Антон. — Как я вам уже сказал, я знаю немецкий язык лучше русского, но русского я не забыл до такой степени, чтобы не понимать, о чем шла речь в письмах господина Михайлова. Это были письма сугубо личного характера, адресованные семье, а также друзьям. Не сообщникам, а именно друзьям, — еще раз подчеркнул он. — Я вижу у вас на столе копии этих писем, значит, вы имели возможность их получить и знаете, что я не передавал их тайком, а отсылал адресатам по факсу. Те же ответы, которые я получал для господина Михайлова, я передавал его адвокату Ральфу Изенеггеру. У меня не было никакой тайной связи с господином Михайловым, я не участвовал ни в каких заговорах и поэтому не признаю обвинения в том, что я мешал следствию.

— Ну хорошо, — промолвил следователь. — Завтра вам предстоит очная ставка с господином Михайловым и господином Изенеггером, а сейчас продолжим допрос. Господин Кандов, зачем вам все это было надо?

— Что «все»?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я вас спрашиваю. У вас в Вене семья, свой бизнес. К тому же я слышал, у вас тяжело больна жена. Вы бросаете все, едете в Женеву, ходите по магазинам и рынкам, покупаете продукты, отправляете в тюрьму передачи. Потом вы вступаете в преступный сговор и передаете из тюрьмы и в тюрьму письма — то есть вы принимаете прямое и активное участие в деятельности криминальной группировки, а может быть, это мы еще выясним, являетесь одним из руководителей преступного сообщества. Своими действиями, хотя вы это и отрицаете, вы оказываете серьезные помехи в расследовании уголовного дела. Вот я вас и спрашиваю: зачем вам все это было надо?

— Господин следователь… — Антон тщательно подбирал слова, стараясь не упустить ни одного из пунктов только что предъявленного ему обвинения. — Я читаю газеты и знаю по сообщениям прессы, что вы обвиняете господина Михайлова в том, что он является лидером преступной группировки. Я не собираюсь с вами по этому поводу спорить. Ни о какой преступной деятельности Сергея Михайлова мне не известно. Я ничего не знаю также ни о какой преступной группировке и поэтому не могу быть ни ее участником, ни тем более руководителем. Для меня Сергей Михайлов — друг, друг, который спас мне жизнь, друг, который помог мне вновь увидеть жену и детей, родителей, братьев, сестер. Да, я оставил в Вене свой бизнес и свою семью и приехал в Женеву, чтобы помочь своему другу, так как он помог мне в свое время.

— Ваши объяснения звучат весьма романтично, но не дают ответа на поставленные мной вопросы, — возразил следователь. — Мне трудно поверить, что, руководствуясь только чувством дружбы, вы пошли на такие жертвы. И это наводит меня на мысль, что вами двигала особая заинтересованность или вы обязаны были сделать то, что вы сделали.

— Может быть, мои объяснения звучат, как вы сказали, романтично, а может быть, вам трудно понять, что такое настоящая мужская дружба. Да, вы правильно заметили, я обязан был сделать то, что я сделал. Но обязан именно по долгу дружбы, а не по какому-то другому долгу. У меня нет перед господином Михайловым материальных долгов, я вообще никому ничем не обязан, и все, что я делал в Женеве, я делал от души. Повторяю, я не считаю, что мои действия были преступными или в чем-то могли помешать следствию, которое ведется в отношении господина Михайлова.

На этом первый допрос был закончен. На следующий день следователь Жорж Зекшен сам приехал в тюрьму. Здесь, на допросе, состоялась и первая после долгой разлуки встреча Кандова с Сергеем Михайловым. Друзья крепко обнялись.