Олег Якубов - Михайлов или Михась?

Прокурор Кроше попытался подойти к этому вопросу, что называется, с другой стороны:

— А у вас не сложилось впечатления, что вы протянули Михайлову палец, а он ухватил всю руку?

— Нет, такого впечатления у меня не сложилось, — последовал ответ. — Я ведь уже сказал, что помогал господину Михайлову от души, других мотивов не было. И еще я хочу добавить, что я ничего такого не делал, что могло бы повредить следствию, и никогда бы ничего подобного себе не позволил. Все письма, которые я передавал, носили сугубо личный характер, в них не было никакой деловой информации.

— У нас есть запись разговора Аверина с Кандовым. Это очень грубый разговор…

— Я веду несколько дел, связанных с русскими бизнесменами, общаюсь с ними и поэтому хочу сказать, что русские бизнесмены — вообще довольно грубые люди…

— Разве, господин Изенеггер? — перебила Ральфа президент суда. — А господин Михайлов? О нем никто не может сказать, что он грубый.

— Вы сами, господин прокурор, вы и ваши следователи спровоцировали необходимость этих писем! — не выдержав, воскликнул со своего места адвокат Ксавье Манье. — Вы содержали Михайлова в слишком строгой изоляции, нарушая его права. Человек беспокоился о своих родных и близких.

— Я хотел бы продолжить свои вопросы, — произнес прокурор, обращаясь к судье. И, получив ее молчаливое согласие, продолжил: — Вы знакомы с журналистом Олегом Якубовым?

— Да, — ответил Ральф, и все находившиеся в зале репортеры мигом обернулись в мою сторону.

— Что вы можете сказать об этом человеке? Он единственный из журналистов всего мира, кто вот уже два года защищает Михайлова. Вы считаете, что ему за это заплатили?

— Я не очень-то симпатизирую господину Якубову, потому что он вечно пристает со своими вопросами. Я не знаю, заплатили ли ему за статьи. Но мне кажется, что он достаточно свободный и независимый человек, чтобы писать о том, о чем он хочет.

Едва начался очередной перерыв, как ко мне подскочил парень, представившийся репортером женевского телевидения.

— Коллега, я понимаю, что тебе не хочется давать интервью, но, может быть, я все-таки сумею тебя уговорить?

— А с чего ты взял, что мне не хочется? — переспросил я его. — Не вижу никаких серьезных причин отказывать тебе в этом пустяке.

— Правда? Но дело в том, что я бы хотел запустить тебя в прямой эфир.

— Ну и на здоровье.

Мой новый знакомый захлопотал, и уже через несколько минут на ступенях Дворца правосудия он включил микрофон, выкрикнул истошно «Эфир!» и первый заголосил:

— Вы сейчас видите рядом со мной журналиста Олега Якубова, которого только что во время допроса свидетеля обвинения прокурор Кроше, по сути, назвал криминальным журналистом и обвинил его в том, что он уже два года защищает Сергея Михайлова. Скажите, господин Якубов, а что заставило вас взять под защиту господина Михайлова?

— А с чего вы взяли, коллега, что я защищал в своих публикациях господина Михайлова? — ответил я на вопрос вопросом. — Я ведь не адвокат, а только репортер. Обвинять или защищать кого-то вовсе не моя функция. Но, являясь репортером, а не исследователем, я предпочитал собственным выводам конкретные материалы дела, которые мог добыть легитимным путем.

— Ну хорошо, оставим этот юридический спор. Господин Якубов, расскажите о вашем знакомстве с Михайловым, о том, сколько лет вы с ним дружите.

— Я не знаком с господином Михайловым вовсе и потому не могу состоять с ним в дружбе.

— Как не знакомы? — невольно вырвалось у телерепортера.

— Не знаком и знаком никогда не был, — подтвердил я. — Хотя, не скрою, очень бы хотел познакомиться, мне он интересен как, безусловно, сильная личность. Господина Михайлова я, так же как и вы, видел только со спины в зале суда.

Репортер разом потерял ко мне всякий интерес и последние два вопроса задал, скорее, для проформы:

— Но вы знакомы с адвокатом Пограмковым?

— Я знаком с адвокатом Пограмковым и даже брал у него интервью.

— И он дал вам денег?

— Господин Пограмков не давал мне денег. Однажды в кафе он заплатил за бутерброд с красной рыбой, который я съел. Если вы считаете, что это взятка адвоката журналисту, судите нас строго.

Тележурналист воспользовался тем, что перерыв закончился, и быстренько завершил интервью, от которого ожидал, видимо, сенсации, но, не получив ее, попросту скис.

В этот день допрос свидетелей обвинения на этом был завершен. Перед судом прошли несколько десятков человек, и каждый из них прямо или косвенно свидетельствовал о невиновности Михайлова. Реплику судьи Антуанетты Сталдер, обращенную к Жану Луи Кроше: «Господин прокурор, кого вы вызвали в суд — свидетелей обвинения или защиты?», многие газеты повторили по нескольку раз. А одно издание на следующий день вышло с броской «шапкой» во всю ширину первой полосы: «Нашему правосудию надо будет найти какое-то конкретное обвинение, чтобы осудить Михайлова». Прокурор проявлял чудеса изворотливости, чтобы вытянуть хоть из какого-то реального свидетеля признание в том, что Михайлов является криминальной личностью. Один из свидетелей после ряда двусмысленных, но достаточно при-митивных вопросов прокурора с раздражением воскликнул: