Олег Якубов - Михайлов или Михась?

— Я говорю на французском, но мой родной язык русский, и я бы хотел говорить именно на родном языке, учитывая, что здесь необходима предельная точность формулировок, — заявил Седых. — Вскоре после одной из публикаций о Сергее Михайлове ко мне в дом пришли двое швейцарских полицейских и сообщили, что они получили из России факсовое сообщение, в котором содержится информация о моем предполагаемом убийстве, — продолжил Игорь Седых. — Незадолго до этого в моей женевской квартире раздался телефонный звонок. Звонивший мужчина представился мне как Виктор Аверин. Подчеркиваю, я не могу утверждать, что вел по телефону разговор именно с Виктором Авериным, я лишь утверждаю, что человек назвался этим именем. Когда ко мне пришли полицейские, они поинтересовались, был ли у меня телефонный разговор и с кем. Я рассказал, что разговор с человеком, который представился Виктором Авериным, шел о моей статье, опубликованной в газете

«Московские новости» 7 января 1997 года. Разговор этот был долгим, достаточно жестким и шел на повышенных тонах. Мой собеседник выражал недовольство статьей, говорил, что она содержит клевету и тем самым наносит урон не только самому Михайлову, но и его семье, друзьям. Человек, с которым я беседовал, излагал свою версию происходящих с Михайловым событий, называл факты в подтверждение этой версии. Я ответил, что я и не собирался обвинять в чем-либо Сергея Михайлова, а лишь изложил ситуацию с точки зрения обвинения и защиты. Я повторил, что в статье нигде не сказано, что Михайлов — преступник и вообще нарушитель закона. Но человек, назвавшийся Авериным, убеждал меня в том, чтобы я написал новую статью. Я согласился встретиться с адвокатами Михайлова и взять у них интервью. Вскоре после этого разговора я встретился с адвокатом Ральфом Изенеггером и взял у него интервью. Вот, собственно, и вся история.

— В деле содержатся данные, что все было несколько иначе — не вы связались с адвокатом Изенеггером, а он с вами и предлагал встретиться.

— Нет, все было так, как я сейчас рассказал.

— Знакомы ли вы с прокурором Кроше? — спросила свидетеля судья.

— Еще до дела Михайлова я встречался с господином Кроше и вел с ним разговор о борьбе с организованной преступностью в целом.

— Что вы ответили полицейским, когда они сообщили вам об угрозе, исходящей из России? — задала еще один вопрос судья.

— Я ответил, что мне об этом ничего не известно.

— А у нас есть данные, что вы ответили иначе. Вы сказали, что хотели бы подумать, прежде чем дать официальный ответ, — резко возразил прокурор. — А теперь я хочу задать вам вопрос. Были ли в ваш адрес сделаны угрозы во время телефонного разговора с господином Авериным?

— Прямых угроз не было, — ответил Седых. — И вообще, смотря как воспринимать. Если меня спросят, было ли на меня оказано давление, я отвечу — да. Но если меня спросят, были ли угрозы, я отвечу — нет.

— Значит, вы утверждаете, что угроз в ваш адрес в телефонном разговоре не содержалось? — уточнил адвокат Реймон.

— Я утверждаю, что угроз в мой адрес не содержалось, — подтвердил Седых. — Более того, когда разговор уже подходил к концу, мой собеседник извинился за то, что, возможно, сказал что-то не так.

— Вы утверждаете, что нити от меня и «Солнцевской» группировки тянутся к убийству Листьева и Слабынько? — спросил свидетеля Сергей Михайлов.

— Нет, я этого не утверждаю и никогда не утверждал, — ответил Седых. — Мои материалы в большей степени носили компилятивный характер, я пользовался в качестве источника информации газетными публикациями, обобщал их. Лично мне о том, кто убил Листьева и Слабынько, ничего не известно. Да, я знаю, что была такая версия, которая связывала с этим преступлением господина Михайлова, но мне также известно и то, что эта версия отпала.

— Спасибо, у меня больше нет вопросов к свидетелю, — сообщил Сергей Михайлов.

Во время перерыва Игорь был оживлен, делился с коллегами подробностями. Он рассказал, что полицейские, которые явились к нему в дом, пытались его убедить в том, что его жизни угрожает реальная опасность и если он сделает соответствующее заявление, то к нему немедленно приставят вооруженную охрану.

— Я им тоже сказал, что ни о какой угрозе мне ничего не ведомо, если что-то узнаю, то сообщу непременно. Вот что на самом деле я им сказал. А не то, что утверждает Кроше, будто я хотел подумать, прежде чем сделать официальное заявление, — рассказывал Седых.