Роман Галкин - Один из семи

– Э-это, может, врача позвать? – заикаясь, произносит он.

– Если тебе нужен врач, то позови, – разрешает ему ставший Василием странник. – А мне надо кое-какие дела принять и проследить, как замели следы нашего ночного веселья.

– Мне, кстати, тоже надо спешить, – спохватываюсь я. – Вчера обещал жене долго не задерживаться… Надо держать слово, кх-м. А ты, Толик, вызови врача, если болен.

– Да я… Да ну вас, – обиженно краснеет парень, но мы уже спешим по коридору в сторону выхода.

– Ты так и пойдешь с голым торсом? – спрашиваю Суровцева.

– Думаешь, твои лохмотья выглядят менее привлекательно? – задает он встречный вопрос.

– М-да, – оцениваю я то, что осталось от моей рубашки и, обернувшись к Толику, разглядываю его одежку.

– Эй-эй, – отодвигает меня Василий. – Это все-таки мой подчиненный. Толик, а ну, пойдем-ка в палату…

Океанские волны лениво накатывают на берег, с умиротворяющим шорохом перекатывая гальку. Вдоль линии прибоя бродит крупный серый бесхвостый пес, обнюхивая выброшенные волнами пучки буро-зеленых водорослей. Порою пес резво отбегает от слишком шустрых волн, но, как только они откатывают, вновь возвращается к своему занятию.

Василий бросает псу приличный кусок копченой кабаноси, но пес испуганно отпрыгивает, а колбаска, отскочив от крупного округлого валуна, улетает в набежавшую волну. Пес, опасливо зыркнув на нас, спешит удалиться подальше.

– Видно, досталось собаке в жизни, – говорит Суровцев, разливая пиво по бокалам.

Скрипя шезлонгом, наклоняюсь к столику и кладу на него свой мобильник, приемник которого настроен на передающую новости волну «Русского радио». Как раз дикторша равнодушным голосом сообщает, что потерпел аварию вертолет, на борту которого находились губернатор Черноземного края Олег Волин и отставной генерал МВД Василий Суровцев. Выживших в авиакатастрофе нет. Ведутся поиски черного ящика… Выключаю приемник и поднимаю кружку с янтарным напитком.

– Ну, помянем прошлую жисть, – говорю, поднявшись с шезлонга. – Пусть ей, как бы это сказать, память будет пухом. Много в ней было хорошего. Были верные друзья, любимые женщины, удивительные приключения… Пусть те, кто остался в прошлой жизни, спокойно стареют, не раздражаясь и не расстраиваясь, глядя на наши не претерпевающие изменения оболочки.

Глаза словно бы заволакивает мутной влажной пленкой. Отпив из кружки, ставлю ее на столик и отхожу ближе к берегу, подставляя лицо прохладному океанскому ветру. Бывшему страннику, живущему вечно, не понять мои эмоции. Что для него люди, с которыми прожил бок о бок не один десяток лет, когда он привык периодически менять целые миры? Возможно, однажды и я стану такой же черствой бездушной сущностью. Но сейчас… Сейчас перед моими глазами стоит милое личико Светланы, которая на шестом десятке лет, несмотря на все ее старания и ухищрения, все равно выглядит заметно старше меня, семидесятилетнего молодца, выглядевшего едва ли на сорок. Последние годы она почти никуда не выходила вместе со мной, стесняясь показаться слишком старой на моем фоне. Косметические операции по омоложению стали для нее буквально идеей фикс, однако она все не могла на них решиться… А мои друзья, которые стали стариками… И все мои старания выглядеть старше… Нет, надо было решиться на этот шаг раньше, когда еще только начал замечать на себе удивленные взгляды и улыбаться на шутливые замечания, что меня не берет время…

В ладонь ткнулось что-то мокрое и холодное. Опустив глаза, вижу, что рядом стоит тот самый пес, который бродил по берегу. Я и не заметил, когда он вернулся. Его глаза лучатся теплом, умиротворением и какой-то великой мудростью, в которой тонут и растворяются все мелочные мирские проблемы.

Присев, глажу пса по загривку. Он блаженно прикрывает глаза и замирает, наслаждаясь лаской.

– Вот тебе и первый новый друг в новой жизни, – слышу голос Василия. – Давай выпьем за новую жизнь. И собаке нальем. Не знаешь, собаки пиво пьют?

– Это пес, – говорю, возвращаясь к столику и держа руку на загривке следующего за мной пса. – Он ест и пьет все, что едим и пьем мы.

Василий поднимается и, открыв заднюю дверцу автомобиля, начинает что-то там искать, чем-то гремя и шурша. Наконец возвращается, держа в руках походный котелок, в котором мы, бывало, варили уху во время ночевок на рыбалке. Пристроив котелок меж крупных галек, чтобы не опрокидывался, Василий выливает в него бутылку пива. Я беру со стола бумажную тарелку, кладу в нее кусок колбасы, несколько пластинок сыра и ставлю рядом с котелком.