Анатолий Курчаткин - Бабий дом

И снова Евгений Анатольевич остался один. Растерянностъ и недоумение на его простодушно-доверчивом лице сменились мало-помалу глубочайшим огорчением. Он сел в кресло, посидел-посидел в недвижности, потом взял свою чашку с кофе и начал пить глоток за глотком, с механической тупой заведенностъю, ставя чашку на стол и тут же вновь поднося к губам, пока не выпил всю до дна.

Он выпил ее, и ему стало нечем заняться. Он поозирался по сторонам, встал, подошел к книжному шкафу… но и смотреть книги было сверх его сил.

Наконец дверь. соседней комнаты растворилась и выпустила Нину Елизаровну, которая не забыла закрыть ее за собой с величайшей тщательностъю.

– Что случилось? – бросился к Нине Елизаровне Евгений Анатольевич. – Может быть, нужна моя помощь?

– Да ну какая такая помощь, – с выражением смущения и досады на лице ответила Нина Елизаровна.

– Нет, вы не стесняйтесь… зачем же. Мне ведь не трудно, мне наоборот…

У Нины Елизаровны вырвался легкий, беглый смешок все того же смущения.

– Это, Женя, мама там. В параличе, пятый уже месяц. Решила рукой, что у нее действует, судно сама взять, Так что в смысле помощи…

Евгений Анатольевич с участливостью и даже, пожалуй, сострадающе покачал головой:

– Паралич… и какой же прогноз?

– Прогноз? С надеждой, Женя. Только пока она не проблескивает что-то… – Нина Елизаровна подалась к нему, забросила ему руки на шею и легла головой на грудь. – Женя! Ах, Женя!.. – проговорила она напряженным прерывающимся шепотом. – Так порою хочется рядом крепкой мужской руки! Крепкой мужской поддержки! Мужской уверенности и силы! Так я устала… так я устала!

– Милая! Милая!.. – гладил ее по голове Евгений Анатольевич с глуповатым выражением блаженства на лице. – Невыразимая! Чудная! Надо мне было пойти в этот музей… Чудная!

– Же-еня! Какой ты… – Нина Елизаровна открыла глаза. – У меня кружится голова от тебя. И так нравится, как пахнешь, – ткнувшись носом в его щеку, скороговоркой добавила она.

Евгений Анатольевич увидел вдруг, что халат у нее распахнулся, а под халатом на ней почти ничего нет. Он потерял голову.

– Ни-ина! Если бы можно было… если бы ты согласилась…

– Нет-нет, ты что! – торопливо ответила Нина Елизаровна. – Мама здесь.

– Но почему? Ты ведь согласна? Ведь да? Чудная!.. Эта должно у нас быть, я тебя как увидел тогда… это должно быть!

Нина Елизаровна еще теснее вжалась лицом в его щеку.

– Женя! – простонала она шепотом, – зачем ты меня мучаешь… я так тяжело на сближение…

– Что ты, что ты! – так же шепотом проговорил Евгений Анатольевич. – Мы знали друг друга еще до нашего рождения. Мы только не встретились раньше… это судьба…

Он умолк, и в наступившее мгновение молчания Нина Елизаровна с решительностью высвободилась из его рук и бегло поцеловала в губы.

– Подожди. Я постелю постель.

Открыв шкаф, она достала оттуда простыню, подушку, одеяло, скорыми, точными движениями постелила на диване постель, скинула с себя халат и нырнула под одеяло.

Ошеломленный быстротой ее действий, Евгений Анатольевич, осознавая происходящее, несколько секунд простоял столб столбом, потом торопливо начал разоблачаться, но только скинул пиджак и расстегнул брючный ремень – в дверь позвонили. Долгим, требовательным, оглушающим звонком.

Евгений Анатольевич как был, так и застыл. Нина Елизаровна приподнялась на локте и, пока звонок звенел, с недоуменным испугом смотрела туда, откуда он раздавался: в сторону прихожей.

– Странно, – взглянула она на Евгения Анатольевича, когда звонок умолк. – Вроде бы мои не должны… – и приложила палец к губам. – Тсс! Нас нет. Нет, и все. «Иди сюда», – позвала она Евгения Анатольевича знаком руки к себе.

Евгений Анатольевич наконец ожил, взялся было за брючный пояс, но звонок раздался вновь. Все с той же требовательностью и звучащим в нем правом быть таким.

– Н-но… но может быть, – запинаясь, выговорил Евгений Анатольевич, – это какая-нибудь из ваших дочерей… что-то забыла, ей нужно…

Мгновение Нина Елизаровна молча смотрела на него, затем с той же быстротой, с какой легла, поднялась, надела халат, начала убирать постель обратно в шкаф, и Евгений Анатольевич, справившийся за это время со своим ремнем, всунувший его обратно в петли пояса, бросился помогать ей.

Звонок между тем все звенел. Оборвался он лишь тогда, когда Нина Елизаровна щелкнула замком и отворила дверь.

На пороге стоял незнакомый ей парень лет тридцати в рабочей, нечистой одежде, в руках у него был отягощенный инструментом, уродливо раззявленный неопрятный портфель.