Ма. Лернер - Страна Беловодье

– Эй, малец, – окликнул Данила первого попавшегося мальчишку, с интересом наблюдающего за обозом. – Подь сюда! – и когда тот бестрепетно приблизился, спросил: – Где Давыд торговец живет, знаешь?

– Покажу, – хитро блеснув глазами, согласился тот. – Гривна.

– Ты очумел? Сейчас другого кликну, смотри сколько вас.

– Те еще крепче потребуют. Жизнь дорогущая.

– Половину дам, – решив, что блуждания бессмысленны и чем скорее приедут, тем лучше, пообещал.

– Целую. Ты, видать, Нового Смоленска не знаешь. Здесь обед дороже.

– Ну иди, обедай.

– Дай, – подал голос Земислав.

Прозвучало достаточно неожиданно. Тот редко говорил зря.

– Ладно, показывай.

– Не, – озабоченно сказал мальчишка, – плату вперед. У нас в долг не отпускают.

– А ты возьмешь – и стрекача в переулок?

– Сговор нарушать нельзя, – наставительно заявил тот.

– Pacta sunt servanda, [3]– пробормотал еле слышно Отто и хихикнул.

Это был такой тяжелый намек на их давний разговор и ругань по поводу данной им клятвы. Считать себя свободным от вырвавшихся глупых слов категорически отказывался. И в доказательство как раз приводил историю, с ее древними римлянами. На латыни это и означало «договоры должны соблюдаться». Кому в Беловодье требуется давно исчезнувший народ и его афоризмы, Данила не понимал и особо не стремился. Зачем-то в готской школе детей учили про великую державу. Он подозревал, из тщеславия, подчеркивая, какую империю их предки умудрились отметелить. Для гордости оснований маловато. Как раз пра-пра-пра здешних готов так и остались на месте, в отличие от основной толпы, и к развалу древней страны отношения не имели.

– Тогда садись на телегу и показывай, – протягивая монету, предложил Данила. – Вздумаешь ловчить – уши оборву.

Отрок показательно фыркнул, запрыгивая рядом, гордо уселся и показал рукой.

– Прямо и в переулок направо.

Вслед тронувшемуся обозу донеслась завистливая ругань от оставшейся детворы. Слова употребляли отнюдь не из книжек выуженные. В кабаках иной раз такое постесняются сказать вслух. Или побоятся. Недолго и в харю словить.

Переулок оказался заполненным неизвестно откуда взявшейся грязью и шириной ровно в одну лошадь с телегой. Их двойка могла идти только впритирку, и попадись навстречу другая повозка или даже человек, не разминуться. Кому-то пришлось бы пятиться задом достаточно долго.

– Много здесь живет народу?

– Да кто ж его знает, – очень рассудительно ответил мальчишка. – Тыщ пять, не меньше, ежели с бабами и детьми.

Достаточно весомо. По словенским меркам город с числом душ больше двадцати пяти тысяч считался большим. И таких монстров было по пальцам пересчитать. Девять десятых людей жили по деревням, иногда достаточно крупным, вроде их поселка, но город считался, лишь когда переваливало за тысячу насельников. И таких изрядно много разбросано по всей земле.

– Отец твой где работает? – спросил Отто после второго поворота в не менее кривой и грязный переулок, где отчетливо воняло какой-то дохлятиной.

– Преставился тятя, – крестясь, ответил проводник по запутанному району. – Лихоманка взяла. Огневица третьего года нагрянула, многие тогда померли, – он шмыгнул носом. – Сестры младшие тоже.

– У нас тоже была, но в прошлом, – пробормотал гот. – Не иначе кто-то из купцов и занес.

А это была еще одна причина, по которой к Даниле с его сомнительной историей отнеслись положительно. Не надежда, что он никого в будущем не заразит. Один из постоянных смоленских купцов не вернулся, очень вероятно тоже сгинул от болезни. Второй – Кочкарь – просто исчез вместе с кораблем и грузом. С очередным завозом товаров ожидались трудности. Его охрана ко всему имела где-то под задницей мошну с серебром на закупки крайне необходимой соли, пороха и всякого разного полезного добра по обстановке и возможности.

– У меня мамка в подкладку, – показав на свой дранный кафтан, похвастался мальчишка, – зашила молитвенный список. Каждую старуху-болезнь по имени поминает.

– А живете на что?

– Прачка она, стирает. Здесь налево, – показал рукой.

– Говорят, таким образом можно заработать больше иного золотоискателя.

– То прежде, – пренебрежительно отмахнулся, – когда на руках золота без счета имелось. Теперь не так.

– То есть цены не такие уж огромные, как втирал, – ласково сказал Данила.

– Так, может, и нет, – покосившись, возразил, – а все одно больше старых княжеств. Жалованье вроде больше, а на деле и платить в три раза дороже. Выжиги сплошные. Все, что было, на лечение ушло. То не монахи, – заявил с прорезавшейся злостью, – псы поганые. Про милосердие не ведают, гривны с простого люда тянут безмерно. Рудника им мало! Кровь сосут из простого народа, – а это уже явно не от себя, а услышанное где-то. – Всех за глотку взяли. Любые перевозки от монастыря, причалы и склады, лавки, работа от него же, лечиться и молиться к ним, и за все плати.