Иван Константинов - Крепость лжецов

– Будь я проклят! – Прошептал шут. – Ты сможешь увеличить эту часть?

– «Да, наверное. А вот тут, дальше – лифт на небо, который мне показала Вероника. И часть города, со статуями. Тут был неудобный свет, и у меня плохо получилось. А дальше – ты, и вчерашний вечер. Вот Ланье и Суонк поют песню про красавицу, что ждала милого у дороги…»

– «Ты поэтому осталась на балконе?» – Спросила Би. – «Чтобы рисовать?»

– «Ну да. А вот тут Суонк плачет, и они обнимаются. А ты смотришь, но видно, что думаешь о чем-то другом. А вот Мона – ее любимый умер, и она собирается выстрелить себе в сердце, как ты ей подсказала. И Суонк спит в кресле. А дальше я не помню.»

– «Ты тоже уснула, в шезлонге.» – Пояснила Би. – «Думала перенести тебя в кровать, но мне показалось, что ты счастлива, и я просто укрыла тебя одеялом. Впрочем, Ланье, когда храпел на диване, тоже казался довольным. И не удивительно – вылакать в одиночку почти два литра выдержанного вина.»

– «Я не ожидала, что они знают одинаковые песни.»

– «Песни купцов и караванов, истории, рассказываемые в цирках.» – Вклинился в разговор шут. – «Даже меня когда-то учили рассказывать сказки.»

– «Значит, и они принадлежат богине?» – Спросила Би.

– «Нет. Она их хранит, и не более.» – Шут взглянул на нее, и широко улыбнулся. – «Это мы, люди, обладаем уникальной способностью – забывать.»

Кар затормозил и остановился. Голову Суонк мотнуло вперед, и Мириам придержала ее, чтобы та не ушиблась о переднее сиденье. Наполовину законченный рисунок лег к остальным, в одну из коробочек, прячущихся в колодце электронной памяти, и девушка выбралась из машины – к подножию чего-то огромного, стеклянного, медленно наливающегося свечением восходящего солнца.

Будто струя воды, закрученная и бьющая рядом с дорогой на огромную высоту. Мириам запрокинула голову, стараясь оценить форму странного здания, но это оказалось неожиданно сложно – изогнутые и уходящие вверх стены были зеркальными, подернутыми дымкой, и содержали в себе более темные контуры, которые могли оказаться лестницами или целыми залами. Один из домов, которые она видела с кладбища машин, давным-давно, будто созданный из навечно застывшего ветра.

Мириам поймала на себе взгляд шута, и улыбнулась, читая в его цветах гордость и нетерпение:

– Это ты построил?

– Я его вдохновил. – Скромно ответил шут, и пошел вперед, между аккуратно подстриженных травяных газонов, ко входу, похожему на открытую книгу из стекла, высотой в три человеческих роста. Суонк остановилась рядом с Мириам, точно так же задрав голову, и выдала невнятный звук, видимо, означающий крайнюю степень изумления.

– Идем. – Тихо сказала Би. Ее взгляд скользнул вверх, в цветах зажглась грусть, и, когда Мириам поравнялась с ней, она вдруг спросила, бесшумно:

– «Твои рисунки. Что они дают тебе?»

– «Они лечат мое сердце.» – Просто ответила Мириам. – «Внутри меня осталась пустота – после того, что случилось вчера, и раньше. Они заполняют ее.»

– «Вот и шут. Как бы он ни притворялся – он делает прекрасные вещи. Красивые и хрупкие. Мне это кажется таким странным – делать что-то настолько уязвимое сейчас, когда…»

– «Завтра могут упасть бомбы?»

– «Да.»

– «От этого еще больше хочется создавать их. Рисунки могут пережить нас. Как та история, которую рассказывает Мари в своем спектакле, пережила ее создателя, на много сотен лет. Я бы очень хотела оставить хоть что-то, чтобы в будущем знали: жила Мириам, ты, Суонк, и этот город стоял, а люди в нем радовались.»

– «Обо мне узнают иначе.» – Ответила Би, и Мириам увидела, как тают оттенки грусти внутри нее, сменяясь опасным огнем. – «Из воспоминаний о битвах. Бомбы не должны упасть, даже если король прогонит нас, и придется прорываться на небо силой! Я тоже хочу, чтобы меня пережили прекрасные вещи… или люди. Атланта, ты, и даже эта маленькая рейдерша… такие живые.»

– «Правда?» – На секунду Мириам показалось, что Би сейчас улыбнется, но этого не случилось. Наоборот, опасное сияние будто стало сильнее, когда она едва заметно кивнула:

– «Так и есть. Ведь внутри меня тоже пустота. Но я не думаю, что в этом мире найдется еще хоть что-нибудь, что сможет ее заполнить.»

Интермедия IV.

Рок до сих пор с дрожью вспоминал, как увидел «Серафов» впервые: при свете зари, после бессонной ночи в машине рейдеров. Жуткие, высоченные, слишком похожие на людей. Позже Шон объяснил ему, что это всего лишь машины, вроде каров, управляемые людьми – но все равно, десяток таких штук, выстроившихся рядом, вовсе не радовал. Опасаясь поднять на них глаза, он даже не сразу понял, почему замолчал Шон. Только когда вокруг стало совсем тесно, мальчик понял, что старшие братья, и Наоми, невозможным образом втиснувшись между ними, приникли к решетке, пожирая глазами зал.