Александр Казимиров - Забулдыжная жизнь

— Табак и алкоголь убивают здоровье, от онанизма руки потеют. Занимайтесь спортом, молодой человек! — Тренер выплюнул папироску и протянул Грише влажную ладонь.

Контингент на стадионе «Нефтяник» подобрался боевитый и озорной. Легавые держали нос по ветру и чувствовали, что здесь крепчает зверь, на которого скоро откроется сезон охоты. Они частенько посещали тренировки, старательно запоминая потные лица адептов религии силы. Будущие флибустьеры в долгу не оставались и подтрунивали над стражами порядка, но дипломатично, не вызывая нареканий.

Витька Банан, сынок директора овощной базы, залез на шведскую стенку и приготовился качать пресс, в этот момент вошли граждане начальники в форме мышиного цвета. Банан отличался искрометностью мысли и не растерялся. Его становление как личности началось в детстве, с прослушивания радиопередач.

Сначала играл гимн, потом шли новости, зарядка и: «Здравствуйте, ребята! Слушайте Пионерскую зорьку!» После «зорьки» Витьку обычно секли — к тому времени он успевал набедокурить. В летнем лагере кумысом отравился его приятель. С тех пор Банан молочные продукты игнорировал. В школьные годы он пробовал водку. Это было сродни переходу Суворова через Альпы: незабываемые впечатления и послевкусие. Совесть не выдержала такого экстрима и сбежала от Банана, как умывальник из маминой спальни. Ее место заняли другие нравственные ориентиры — цинизм и изворотливость. Банан с алкоголем завязал, а ориентиры остались.

— Двести сорок пять, двести сорок шесть… — начал он отсчет, поднимая к голове вытянутые ноги.

Когда число подъемов перевалило за двести шестьдесят, Банан спрыгнул с лестницы и предложил прыщавому лейтенанту повторить его подвиг. Тот поправил фуражку и пошел к выходу. За ним потянулся эскорт сопровождения из народной дружины.

Железо и кожаные мешки дарили уверенность и чувство вседозволенности. Компания «боксеров-тяжелоатлетов» без опасения шаталась по ночному городу, заглядывала в ресторан «Руслан и Людмила», облюбованный представителями криминального мира. Качки частенько конфликтовали с урками. Стычки заканчивались однообразно: свернутыми носами и выбитыми зубами. Задубевшие кулаки прекрасно исполняли роль молотилок. Татуированные гладиаторы продули пару сражений и предпочли с физкультурниками не связываться. Парадокс заключался в том, что кое-кто из спортсменов стал перенимать убеждения тех, кого поколачивал, а то и заводил с ними дружбу. Ренегатов заносили в черный список и рвали с ними отношения. Те в отместку с гипертрофированным энтузиазмом служили новой вере — доказывали приверженность воровским традициям.

Гриша отпахал на заводе три года и не заработал ни одной похвальной грамоты. Честолюбие подтолкнуло его выйти из рядов пролетариата. Ну а как иначе?! Если твой труд не ценят по достоинству, то тяга к нему пропадает. Более того, хочется переломать все инструменты и набить морду начальству, как это сделал слесарь Эдуард. Эдуард ничем не отличался от остальных работяг, но в его голове порой возникало цунами, и слесаря приходилось обходить стороной. Однажды его конкретно тряхнуло, наверное, под скальпом произошло землетрясение. Пришлось вызывать милиционеров. Эдуарда связали и тут же укололи сильнодействующим препаратом. Он отсутствовал месяца четыре. В то время в стране еще существовал гуманизм: пришедших в себя шизофреников возвращали на прежнее место работы. Эдуард какое-то время вел себя тихо, но в период осенних дождей снова начал колобродить.

Одна тема особенно терзала его и лишала покоя. «Где размножаются угри?» — дурак-ихтиолог приставал ко всем. Если Эдуард не получал вразумительного ответа, то пускал изо рта пену и бил незнайку кулаком по макушке. «Запомни, школяр, — назидательно говорил он, — угри размножаются в Мраморном море!» Кулак Эдуарда был настолько тяжел, что возникала опасность размножения идиотов неестественным способом. Последним, кого ударил ихтиолог, был начальник. Больше Эдуарда никто не видел.

Гришка уволился. В поисках работы он валялся на кровати и слушал радио. В стране объявили чрезвычайное положение.

— Лихое время наступает, хлопцы! — сквозь зубы процедил тренер Николай Степанович, для своих — дядя Коля. — Сейчас или гайки закрутят, или, наоборот, все расшатается.

Сухопарый мужичок с вздутыми венами на руках и профилем кудрявой Любы над левым соском оказался прорицателем. Он здорово ориентировался в мутной воде: сменил трико с лампасами на цивильный костюм и арендовал помещение магазина «Трикотаж», где открыл первую в городе торгово-закупочную фирму «Меркурий». Для защиты коммерческих интересов дядя Коля пригласил верных учеников.