Александр Казимиров - Забулдыжная жизнь

При появлении Геши владельцы киосков без лишних разговоров отстегивали нужную сумму. Алчность толкала экспроприатора к свершению новых подвигов. Те приносили дурную славу и проценты от собранного урожая. Мало-помалу аппетит Громова рос, достигая объемов мышечной массы, а частенько обгоняя их. Денег требовалось все больше и больше. Это обстоятельство ставило его перед необходимостью облагать предпринимателей непомерным налогом. К сожалению, Геша не читал Тиберия, изрекшего как-то умную мысль: «Хороший пастух должен стричь овец, а не сдирать с них шкуру». Овцы от невежества Геши нищали и начинали злобно блеять. Ничего этого Громов не замечал или не хотел замечать. Он чувствовал себя если не Богом, то первым после него.

Громов не отличался смекалкой, никогда не анализировал ситуацию и не заглядывал вперед. По утрам он тренировался, а затем приступал к основной деятельности — сбору нетрудовых доходов. Жизнь казалась прекрасной и необременительной. В Гешиной голове роились проекты, требующие серьезных денежных инъекций. Боец невидимого фронта игнорировал, а может, просто забыл услышанную от Хряка фразу: «Глупо строить планы на жизнь, не будучи господином даже завтрашнего дня».

Постельное белье избавилось от тепла влюбленных тел и сохло на веревке. Оно беззастенчиво заигрывало с ветром и трепыхало от страсти. Воздушный озорник то надувал его парусами, желая сорвать с прищепок, а то проявлял гонор и отворачивался в сторону. Отвергнутые простыни обвисали застиранными тряпками. У подъезда, на лавке, сидела старуха. Ее тяжелые веки слипались. Бабка кривила сонное лицо, пытаясь согнать назойливую муху. Морщинистые руки намертво приклеились к коленям и не шевелились. Старуха погружалась в дрему и всхрапывала. Посторонний шум изредка тревожил ее, она вздрагивала всем телом, открывала глаза. Они безразлично ощупывали двор, и бабка снова клевала носом.

Двор жил обычной жизнью, не думая ничего в ней менять. Песочница кишела малышней. Порой в ней возникали ссоры, детвора с ревом звала на подмогу мирно беседующих мамаш. Раскрытые окна выплескивали из темноты квартир музыку и грохот посуды.

Тополиный пух забивал глаза и ноздри, вынуждал материться и отплевываться. Громов бросил автомобиль на стоянке и мысленно прикидывал барыши, которые поимеет с очередного обложенного мздой коммерсанта. Жизнь удалась: не каждому дано в двадцать с хвостиком иметь квартиру, машину и недурные доходы. Геше нравилось жить в смутное время. Ералаш в стране позволял безнака-занно грабить сограждан и улучшать собственное благополучие.

Тень прильнула к асфальту и ползла впереди хозяина. Серая, как и сущность Громова, она стремилась первой заскочить в подъезд и растаять на прохладных, пыльных ступенях. Геша обошел потрепанную иномарку, перешагнул бордюр. «Надо бы кондиционер купить, лето будет жарким», — думал он, утирая пот.

Дремавшая старуха приоткрыла глаза. Ее руки ожили, проворно выхватили из-под линялой тужурки наган. Невидимый шаман гулко ударил в бубен, добавил в уличный гул новый звук, наполненный чужим страданием. Геша схватился за грудь, укоризненно посмотрел на бабку и повалился на землю. Тучная, ряженная в старушечьи одежды смерть сделала контрольный выстрел. Швырнув оружие в кусты, она села в припаркованную машину. Иномарка сорвалась с места, выехала со двора и затерялась в потоке машин.

При разводе Савелий Глухов все барахло оставил бывшей половинке. Не все, конечно, но почти. Он не стал претендовать на квартиру, подаренную тещей, аквариум с полудохлыми гупешками и изуродованную временем антикварную мебель. Монокль на шелковом шнурке, тапки с заостренными, по-восточному загнутыми вверх концами и длинный, как сутана католического священника, халат Савелий взял на память о несложившейся семейной жизни. Поселился он у мамы в трехкомнатной норе с крашеными полами, выгоревшими на солнце обоями и неприятным запахом от дохлых голубей. Вонь в квартиру проникала с чердака через вентиляционное отверстие на кухне. Сколько жильцы дома ни обращались в санэпидемслужбу, результата не было. Так и жили: нюхали и матерились, распахивали форточки или окна.

Глухова — мосластая старуха — сына не укоряла. Вытирая о