Александр Казимиров - Забулдыжная жизнь

Шкаликов приблизился к одному из фантастических животных. Потер пальцами бронзовый, отполированный до блеска лоб.

— Ну что, мудрец, посоветуй, как стать знаменитым.

Лев безмолвствовал, напряженно соображая, что ответить. Небо линяло, беспорядочно кружились ватные клочья. Они падали на шоссе и превращались в слякоть. Зато крыши домов какое-то время отливали серебром. Город выглядел черно-белой гравюрой с вкраплением аляповатых пятен — рекламных щитов. Около молчаливого собеседника Шкаликов внезапно прозрел. Дома он отыс-кал два светофильтра, из которых соорудил чудо-очки. Мир исказился до неузнаваемости и предстал в шальном цвете.

Вечера Шкаликов проводил за мольбертом, творческий процесс занимал уйму времени. Увлечение экспериментальной живописью внушало гению мысль: восхищение Максакова будет безмерным, мастер по достоинству оценит шедевр. Не снимая очков, Шкаликов смешивал краски и наносил на холст богатые мазки; отходил на метр, возвращался, что-то подправлял и удовлетворенно хмыкал. Через очки холст выглядел заурядно, ничего потрясающего в нем не было. Но стоило их снять… Такого буйства красок не мог себе позволить ни один модернист!

Шкаликов представил стремительное восхождение на трон славы. «Завтра обо мне заговорит столица, послезавтра — весь мир!» Коктейль из водки и шампанского, в народе именуемый «северное сияние», быстро отключил одаренного художника.

— Леди и джентльмены! Перед вами работы великого русского живописца Андрея Шкаликова. — Девушка-экскурсовод обвела взглядом притихших заокеанских туристов. — Современное искусство, показанное мастером, объективно свидетельствует о том, что сложившаяся система представлений больше не видит в художнике творца высших ценностей. Трансформация духовной культуры связана с утверждением иных предпочтений. Относительное изобилие свободы, которым обеспечило себя общество потребления, показывает, чего в действительности желает человек. Идеальное не выдерживает испытания комфортом, «душа» проигрывает сексу, «вечное» — сиюминутному! Творчество утрачивает свое первородство и становится «художественным производством», усиливающим развлекательную, игровую функции. Но…

— Скажите, а можно приобрести что-нибудь из этой коллекции? — спросил импозантный мужчина и сложил на груди руки.

Дорогущий Rolex с камнями на циферблате выглядывал из-под белоснежной накрахмаленной манжеты.

Девушка снисходительно улыбнулась.

— Боюсь, ваш банковский счет обнулится!

Ответ экскурсовода понизил статус процветающего бизнесмена и переквалифицировал его в банкрота.

— Простите, я… — смутился иностранец.

Звон будильника оборвал выставку. Шкаликов сунул ноги в тапки с дырявыми носами и поплелся в туалет. По его расчетам, не сегодня-завтра цивилизованный мир ахнет и опустится перед ним на колени. Полчаса студент гримасничал перед зеркалом, оттачивая безразличие к произведенному эффекту. Закончив упражнения с мимикой, он завернул подрамник в простыню, натянул длинное, до пят, пальто и небрежно, на французский манер, намотал длинный, похожий на дохлого удава шарф.

Училище встретило Шкаликов без аплодисментов. Он не стал раздеваться, будто пришел не на занятия, а заглянул по старой памяти — нанес визит вежливости. Максаков беседовал с коллегой и не обращал внимания на мельтешащих студентов.

— Николай Александрович, позвольте представить на ваш суд свою скромную работу. Если во мне есть хоть какой-то божий дар, то, будучи циником, я его не ценю. Оцените вы!

Брови педагога подпрыгнули, да так и замерли на середине лба. Он жестом пригласил сумасшедшего ученика в кабинет. Шкаликов прислонил полотно к стене и сдернул накидку. Он ждал оваций. Максаков в задумчивости теребил щетину подбородка. По его лицу невозможно было догадаться, насколько сильно он восхищен. Наконец, он похлопал ученика по плечу.

— Молодец, Андрюша! Хороший из тебя получится маляр!

Жизнь порой делает такие выкрутасы, что удивлению нет предела. В лихие девяностые страну знобило; человеческие судьбы сплетались в хитрые узелки, развязать которые не представлялось возможным. Доценты подметали тротуары, бандиты разъезжали на «Мерседесах», пьяный президент играл на ложках и дирижировал оркестром. Хаос бродил от Москвы до самых окраин некогда могучей державы. Державы, обнищавшей в погоне за свободой.

— Николай Александрович, как вы относитесь к фламандцам? Я хотел сказать — к их школе живописи?