Олег Фомин - Руины Арха

И все же за мимолетное наслаждение отдать оружие, что повышает шансы на выживание столь существенно… Нет уж, не настолько я измучен воздержанием. Да и не факт, что леди не сожгла бы нас из этой же пушки.

Впрочем, Катя пронюхала, к чему идет, поймала нас, соблазнительнице пришлось отступить, хорошо, не дошло до драки. Правда, Катя после и меня чуть не прибила, а ночью, когда занялись любовью, чуть не вытрясла из меня душу, в нее будто вселился свирепый суккуб. Наверное, хотела измотать, чтоб год не мог думать о бабах.

Торговля позволила нам с Катей приодеться, скопились пожитки. Теперь у нас рюкзаки и теплые плащи, Катя сменила юбку на джинсы, на ее ногах сверкают новые сапожки, красивые, но в тоже время пригодных для походов. Кроме того, сами торги развлекают, это как резаться в картишки, порой торгуемся из-за пустяков, ради процесса. Кто бы мог подумать, что во мне проснется к этому интерес, в прошлой жизни на рынках не торговался, не возмущался, а чо так дорого-то, не сравнивал цены, не считал копейки, не рыскал, где урвать пожирнее да подешевле…

Чего только Руины с людьми не делают.

В общем, путь стал важнее цели, процесс важнее результата, идем не для того, чтобы попасть в какую-то там Колыбель, которая еще фиг знает когда появится, а просто идем. Наслаждаемся жизнью, как ни странно. Сперва деремся с монстрами, потом радость, что выжили, сбор трофеев, а затем едим, пьем, греемся у костра, травим анекдоты, а когда наступает пора спать, мы с Катей уединяемся в какой-нибудь просторной расщелине, и начинается самый десерт. И все с пониманием того, что могли до этого и не дожить. А что будет завтра, Арх знает…

После одной такой гормональной бури лежим голые, завернувшись в плащи. Сияет прах умирающего костра. Катя на боку, голову подпирает ладонь, мое ухо щекочут ее волосы, нагретый воздух пахнет ее телом, по моему плечу ходит человечек из указательного и среднего пальчиков.

– Столько времени прошло, – шепчет Катя, – будто мы здесь и родились…

– Да, – вздохнул я. – Еще немного, и начнет казаться, что это так, а воспоминания о другом мире – просто сон, игра воображения.

– Странно… Бьемся с тварями, получаем раны, ходим по грани, а после – трофеи, костер, шашлыки, чай… Покой и наши с тобой ночи. И чувство ценности всего этого. И этот цикл повторяется день за днем. Есть смысл жить, но с другой стороны…

– Идем, а куда, не понятно. И не знаем, придем ли вообще. Есть ли смысл идти, когда можно осесть в укрепленном месте и сделать его домом…

– Вот видишь, ты тоже это чувствуешь.

– Я тоже тоскую по домашнему уюту. Но все-таки согласен с Борисом, надо идти.

– Доверяешь ему?

– Выбора нет. Даже если какие-то подозрения, страхи, они не имеют смысла. Арх не подарит проводника лучше. А Борис… Нам с ним повезло фантастически. Если б не он, давно бы рассеялись по Руинам в этих кошмарных пищевых звеньях.

– Но рассказы о Колыбели, о городах…

– Тебе ведь слушать нравится, – улыбнулся я.

– Да, – улыбнулась Катя в ответ. – Настроение поднимает, вселяет надежду. Но…

Уголки ее губ опустились, взгляд погружается в иное измерение, а человечек ее пальцев отмеряет шажки по моему плечу медленнее.

– Чем дальше, – наконец, оформляет в слова, – тем труднее верить. Дни идут, а мы не встретили ни города, ни даже селения. Рассказы Бориса все больше воспринимаются как садизм, будто ему нравится пытать несбыточными мечтами. Уже давно хочу спросить его прямо, не водит ли за нос, и лишь то, о чем ты сказал, – что лучше Бориса никого не будет, – останавливает.

– Борис друг, – убеждаю мягко, хотя в душе разделяю Катины сомнения, но коли приручил зверька, будь добр заботится. Приходится внушать веру в светлое будущее. – Взгляни на факты. Кем мы были – и кем стали. И все благодаря Борису. Могла ли ты подумать, что будешь рассекать рычунов саблей налево-направо? Или что будешь одним выстрелом из «Беретты» валить бронтеру с огромного расстояния?

Катя хихикнула. Я решил добить:

– Или что будем ночевать вот так преспокойно в брюхе корижора?

А ночуем и впрямь в брюхе оного. Корижор старый, доживает свой век, а то и тысячелетие. Концы сомкнулись только наполовину, шипы дергаются друг к другу, но пересечься сил не хватает, это и дало возможность влезть внутрь, раздвигая жгучие от кислоты пики как крапивную рощу, закутавшись в тряпки. Корижор экзотической формы – не один прямой коридор, а два поперечных, по половике от каждого, как буква «г». Внутри много перешейков, где иглы тоже не могут сомкнуться до конца, между этими горловинами плоть превратилась из маскировочной формы не до конца, а два участка столь древние, что так и остались прямоугольными проходами из каменных плит. В этих проходах мы и заночевали, я и Катя здесь, а Борис за поворотом.