Илья Котов - Игра под названием ЖИЗНЬ

Люди, наделённые большой властью, почитали и боялись Семёна Владимировича. Они знали, какое влияние он оказывал на президента, а значит и на их грешные судьбы, в греховности которых не было сомнений и без способностей Семёна. Каждый из них мечтал заручиться его благословением, но ещё больше они хотели от него избавиться. Люди, считавшие ещё вчера себя «богоизбранными», сегодня стали зависимыми от мнения какого-то сопливого выскочки. Кто он, и почему неожиданно стал таким влиятельным? Никто не знал. Для всех власть имущих фигура Семёна была покрыта таинственным мраком. Он ни с кем не водил дружбы, появлялся ненадолго и сразу уезжал, держался со всеми подчёркнуто официально. И самое главное, что бесило «элиту», это то, что Семён никогда не ошибался в своих прогнозах.

Таня смотрела в окно, сидя на подоконнике их нового жилища в элитном доме на Кутузовском проспекте. С тех пор, как они сюда переехали, её жизнь перестала ей принадлежать. Семён становился всё более далёким и чужим для неё. Его больше увлекала работа с программой и ВЛАСТЬ. Власть над людьми, над политическими процессами, власть над миром. И, хотя, он отрицал упрёки Тани в своей заносчивости, она ясно видела, как он менялся. Как он становился всё более раздражительным и высокомерным не только с окружающими его людьми, но и с ней самой.

Она смотрела на проезжающие за окном дорогие иномарки с синими огоньками сирен и вспоминала их последний разговор.

Был поздний вечер. Позвонил Савелий, который уже давно не был у них в гостях, и предложил провести выходные вместе.

«Я слишком занят, чтобы так попусту расходовать время», — ответил Семён и повесил трубку.

«Я тоже для тебя „пустое“ место?» — не выдержала Таня.

«Танечка! — попытался оправдаться Семён. — Ты же знаешь, как я устаю от работы».

«Ты устаёшь не от работы, Сенечка, а от своего чванства и заносчивости. Чувство собственной важности тебя переполняет до такой степени, что друзья становятся назойливыми мухами».

«Таня! Ты прекрасно знаешь, как эфемерна реальность, в которой мы живём. И я должен думать, прежде всего, о своей миссии…»

«Какой миссии? — не унималась Таня. — Кто тебе её определил? Ты сам её для себя выдумал! Ты одел на голову „терновый венец“, взял в руки крест и пошёл шаркающей походкой, не забывая поглядывать во все зеркала, чтобы оценить, достаточно ли ты страдающе выглядишь. Ты слишком заигрался в Бога, Сенечка! Не пора ли тебе подумать о моей миссии?»

«Но я не знаю твоей миссии», — честно признался Семён.

«Моя миссия — стать матерью! Я женщина, а не домашнее животное!»

Таня встряхнула головой, пытаясь выкинуть из неё эти неприятные воспоминания, резко встала и направилась к шкафу. Она достала из него небольшой рюкзак и спортивную сумку, наспех побросала в них свои вещи. Затем натянула на себя любимую кожанку и подошла к входной двери. Она остановилась перед зеркалом, возле которого лежал шлем от её мотоцикла. Таня замерла, глядя на своё отражение в зеркале, как бы ещё раз спрашивая себя, правильно ли она поступает? Затем решительно взяла шлем, а на его место положила ключи от дома и сотовый телефон. На зеркале она быстро написала яркой помадой: «Не ищи меня, если хочешь мне добра!» И вышла за дверь.

Что чувствует мужчина, которого бросила любимая, хотя, и потерянная в суете, среди рутины неотложных дел, женщина? Люди не склонны задавать себе этот вопрос. Жалости и сочувствия скорее дождётся она, нежели он — человек, никогда не помышлявший о разрыве с любимой женщиной.

Семён стоял в растерянности перед зеркалом в холле своей элитной квартиры. Земля как будто ушла у него из-под ног. Он падал в бездонную чёрную бездну растерянности, страха, отчаяния и злобы. Чувства, аккуратно расставленные по полкам в его душе, неожиданно смешались в каком-то зловещем вихре. Семён понимал, что произошло что-то ужасное и надо срочно исправлять ситуацию. Он схватил свой сотовый телефон и набрал её номер.

— Танечка! Танечка! — шептал Семён, пока не пошёл вызов.

Но, когда зазвонил Танин телефон, лежащий прямо перед ним, он обречённо опустил руки.

Что-то в душе Семёна оборвалось. Он, конечно, ещё мог запустить программу, рассчитать дальнейшие действия Тани, но мужская гордость, обида и жизненный принцип — не ограничивать близких тебе людей в их решениях — не позволили ему это сделать.