Михаил Булыух - Крестопереносец

Вот, на Константина несется огромный, ростом в полтора человека, обезьян. Грозит смять, расплющить, раздавить. Полшага в сторону и кладенец рассекает пузатое чучело. Песчаный делает по инерции несколько шагов, косой порез на пузе кровоточит тут же уносимой ветром пылью.

Некогда оглядываться! На барона с трех сторон прыгают слепленные из пыли ящерицы. Четвертая, самая хитрая, бочком-бочком обходит полбу и пытается прокрасться к молящемуся батюшке. На ее пути становится Степан.

Ящерицы осыпаются мусором, но появляются двухголовые великаны. Потом восьмирукие змеи. Потом гигантские пауки, с лапами похожими на человеческие руки…

Батюшка читает, а вокруг беснуются невиданные темные силы, сдерживаемые горсткой храбрецов.

Да, Пендаль тоже принял участие в битве, но в своей непередаваемой дебильно-эффективной манере. Здесь он не стал бегать, мыслимо ли ветер обогнать?

Вытащив гибкую ивовую веревку, хозяйственно припрятанную на всякий случай, он подлавливал начинающие закручиваться смерчи и бросал в них один конец. Когда чудовище формировалось, веревка накручивалась внутри и вокруг оного, и гомункул получался ущербным, скособоченным и каким-то инвалидистым. Тогда, Пажопье оставалось лишь подтащить почти не сопротивляющееся существо под острый меч или тяжелый кистень. Видно, данное действие считалось не боевым, а скорее транспортировкой. Корзинщик расслабился и даже стал тихонько насвистывать, за что и поплатился.

Но не сильно. Один из вихрей соткался не в одиночное существо, а в громадных, размером с кулак, пылевых пчел. Они мгновенно пошли на таран и понаставили визжащему толстячку шишек.

Да, Полбу и Бадья справлялись. Но получилось бы у них это, ели бы не постоянно мимикающий колобок или окутавшая отца Ставросия бело-золотистая аура, мгновенно излечивающая синяки да ссадины защитников и придающая сил? Неизвестно.

Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения, а наша история правдива от и до. И она говорит: когда наступил рассвет — посреди очистившейся от крови и кишок опушки, у небольшого аккуратного надгробия стояли четыре измотанных, но довольных результатом боя человека. И один непонятно кто. Но тоже довольный.

— Ух ты! — сказал Пендаль. — У тебя ноги выросли! Ну, с меня лапти!

Действительно, прямо из конопатой головы торчали две аккуратные, но мускулистые ножки, очень похожие на человеческие. Больше никаких дополнительных конечностей колобок не отрастил. Так что обломитесь, извращенцы.

По результатам ночного боя Полбу слышал ту-ду-ду раз пятнадцать. И пару раз тра-та-та. А вот колобок вплотную приблизился к сороковому уровню. Не хватило лишь двух-трех пылевиков, когда они внезапно, к огромной досаде четвертого, закончились.

Степан, будучи черным, потенциала уровней не осознавал, да и достижения с умелками у него начислялись и распределялись иначе, чем у игроков и НПС. Тем не менее, и он смог приподняться на пару левлов.

Батюшка, ночь напролет молившийся, экспы не получил. Зато, как он с радостью отметил про себя, существенно вырос лимит очков веры — аналога манны, но имеющих специфические особенности.

Самым обделенным оказался Пендаль. Он, как чистый крафтер, вообще не имел ни боевого уровня, ни даже бара экспы. Его развитие шло совсем по иному алгоритму, впрочем, об этом не сейчас.

Корзинщик немного взгрустнул и решил хоть чуточку компенсировать обидное событие стахановским сбором лута. Но был остановлен суровым рыцарем. Батюшка удивленно посмотрел на крестоносца и дал благословление на мародерку с условием, что корзинщик не забудет о церковной десятине. Рыцарь сразу же успокоился, и слуга споро набрал небольшую горку обрывков, веточек, палочек и камушков. По какому признаку он отбирал именно эти, а прочие выбраковывал, благородный рыцарь так и не понял.

— Теперь здесь святая земля, — довольно сказал священник. — Кровью невинно убиенного окроплена. Можно строить часовню, а то и церковь.

— Имени великомученика Тимофея? — с надеждой спросил Степан. Он искренне горевал о погибшем пареньке.

— Эх, куда хватил… пробормотал батюшка. — Не мне решать. Там видно будет.

Собрали дроп, загрузили в распахнутый бездонный рот колобка (или уже не колобка?) и выбрались на дорогу.

До погоста дошли без дополнительных приключений. Разве что вернулись разбежавшиеся ночью волки. А Пендаль, наконец, придумал колобку замечательно иностранное имя.

…

— Почему Фофан?