Михаил Булыух - Крестопереносец

— Ми-ми? — спросил колобок и, выпростав ладошку, погладил Михайло Потаповича по мохнатому плечу. — Ми?

Медведь улыбнулся. Было видно, он пытается что-то сказать. Но тут силы окончательно покинули могучее тело, он судорожно вдохнул, закатил глаза и… умер.

— Ми-ми-ми!!! — затараторил колобок. — Ми-ми! Ми-ми-ми-ми-ми-ми-и-и-и!!!

И застучал маленькими кулачками по бездыханной груди. Из глаз по пухлым детским щечкам катились огромные прозрачные слезы.

…

— Хоронить медведя? — Ставросий в изумлении посмотрел на Пендаля. — Может его еще и отпеть? С ума сошел, лишенец?

— Да я чего, я просто перевел, — пролепетал тот. — Это он отказывается уходить. Мол, косолапый ему жизнь спас.

— Ми-ми! — подтвердил колобок. — Спа-а-а-ас!

— Спаситель, идрить-тарахтеть, прости, Господи! — батюшка смерил взглядом жмущегося к ноге барона колобка. — Сам-то, некрещеный небось?

Колобок помотал собой.

— А медведь?

— Святой отец, — вступил в беседу барон. — Медведь — животное благородное. Да и этот вот конкретный медведь жизнь отдал за ребенка. Считаю — достоин он этой последней чести. И кроме того… В этом неправильном мире… В этом…

Крестоносец немного завис, но постарался взять себя в руки. И твердо продолжил.

— В этом мире, как я гляжу, многие люди хуже зверей. А многие звери — лучше людей. У нас тоже так было, но откровенных людоедов я ни разу в жизни не встречал. Хотя повидал немало.

— Да вижу я, понимаю… — помялся батюшка. — Да ведь ночь скоро. Уже вот, закат. Не поспешим — не выйдем до темноты из леса. А ночью-ю-ю-ю… Тут такое… Короче, даже я не рискну ночью по лесу бродить.

— Ми!

— Что он сказал? — спросил отец Ставросий у Пендаля.

— Говорит, не похороним — восстанет косолапый. В полночь. Но будет это уже не он. А зло, настоящее зло. Вроде этих лис. Но гораздо страшнее. Ибо, чем больше в существе добра и света, тем страшнее из него получается умертвие.

— И все это в одном «Ми»?!

Пендаль пожал плечами и кивнул.

— Решено! — Константин решительно рубанул ладонью воздух. — Хороним отважного зверя.

— Ладно, — сдался батюшка. — Но отпевать я его не буду.

Под укоризненно-просящим взглядом колобка поморщился.

— Пару-другую молитв прочитаю. И все!!! Прости, Господи, медведя, как человека хороним… И куда мир катится… И чего я не уплыл в Пендосию, или вообще в Гандурасию, когда мог еще… Хотя кто б тогда вас, дураков, на путь истинный наставлял?

…

Уже совсем стемнело, и путь отряда стал опасен вдвойне.

Наткнуться в ночном лесу глазом на сучок, что может быть проще? Свет луны и звезд почти не пробивается сквозь густые кроны деревьев, и путники идут почти на ощупь. Благо до опушки остаётся совсем чуть-чуть.

Звуки… Вот, что пугает. Крики боли, рычание, хохот, хруст разрываемой плоти и разгрызаемых костей, рычание и плачь… Впрочем, пугали они в основном Пендаля. А Константин, напротив, все порывался бежать, спасать и выручать. И лишь непререкаемый авторитет святого отца удерживал благородного рыцаря от подобных глупостей.

— Наваждения, — коротко сказал он. — Заманивают.

— Кто? — спросил крестоносец, но ответа не получил. Батюшка шел, шепча молитву, и рыцарь последовал его примеру.

Очень сильно помогал колобок. Как выяснилось, видел он в этой непроглядной темноте аки днем и вовремя предупреждал отряд о серьезных преградах, типа оврагов, непроходимых малинников или буреломов.

То ли молитвы отвели страшные опасности, потенциально подстерегающие отряд за каждым деревом, то ли преувеличил батюшка, то ли вернувшиеся волки распугали нечисть, но вышли путешественники из леса без особых проблем.

А вот уже на опушке — началось.

Прежде всего, увидели следы страшного побоища. Даже в темноте понятно — все оставленные спасательным отрядом лошади и молодой паренек растерзаны самым жестоким образом.

Волки возбужденно принюхиваются, дыбят загривки, но приближаться к месту кровавой расправы не решаются.

Батюшка еще боле помрачнел лицом и твердым шагом направился к разорванному почти пополам трупу юноши. Не разрубленному, а именно разорванному. Будто некто огромный поднял не мелкого в общем-то дружинника за ноги и разодрал от паха до шеи. Нелепая накладная борода смешно съехала на уши, вот только отряду было совершенно не до веселья.

Стреноженные лошади не смогли убежать и тоже полегли здесь. Расколотые черепа, расплющенные головы, вывалившиеся кишки… Причем ничего из имущества не исчезло, даже седельные сумки развязаны, отметил про себя барон.