Михаил Булыух - Крестопереносец

— Отче наш…

Дерево скрипнуло, наклонилось, обхватило Константина ветвями-лапами и потянуло вверх.

— … иже еси на небес-с-с-с-с-с-си-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!!!

Волки сидели под могучим кедром уже третий час. Облизывались и следили за дергающимся метрах в семи над землей обедом.

Конечно, рыцарь висел в безопасности. Вы, должно быть, думаете, самое время помолиться, дочитать «Отче Наш», призвать молнии… Ага! Щас! Возможно, очередной «Аминь» и разметал бы стаю, но одна из ветвей, скорее всего случайно, а может и нет, заткнула рот крестоносца огромной шипастой шишкой. Потому получилась ситуация поистине патовая. Ни одна из сторон не могла добраться до другой или хоть как-то навредить. Барон более-менее свободно шевелил только пальцами и ступнями. Он даже головой вертеть не мог — две ветви зафиксировали его пушистый череп, словно в тисках.

Не будь меч волшебным и не приклейся к ладони намертво — давно бы выпал. Все тело затекло и ужасно болело. Но рыцарь не ныл и не жаловался. И не только из-за шишки во рту. Хотя, большей частью, из-за нее. Но не таков Полбу, чтобы впадать в уныние. Его утешение и опора — вера, щит — непреклонность, защитник его — сам Христос. И крестоносец, в отличие от любого нормального человека, давно бы сошедшего с ума, расслабился и молился про себя. И даже немножко поспал.

Короче, вопреки здравому смыслу, за себя Константин не боялся вовсе.

Он немного беспокоился за Пендаля, как никак доверился человек, рассчитывает на покровительство. И несмотря на то, что официальный договор ими еще заключен не был, Константин чувствовал за кандидата в слуги ответственность. Барон за своих горой стоял и обижать никому постороннему не позволял. Всегда обижал лично, самостоятельно. Мог и прибить, и покалечить, но, если это позволяли себе другие — мстил страшно. Внушало надежду то, что за несколько часов, прошедших с момента его пленения кедром, Пажопье так и не вышел к стае. Не иначе Дева Мария стопы корзинщика в иное место направила. А то съели бы толстячка вместе со стопами. И лаптями на них.

Но более всего рыцарь переживал за… А вот и не за княжну. И даже не за колобка. А за свою репутацию в глазах Боромира и Дымова.

Почему?

С его точки зрения — Данунашка невинное дитя, и погибели этого чистого создания Господь не допустит ни под каким предлогом. Колобок — вообще существо хоть и непонятное, но вполне способное постоять за себя. Полбу уже давно сопоставил его визг и внезапную слабость дружинников.

Прослыть вором, тайно похитившим волшебный меч, не хотелось. Он собирался честно вернуть вещи старосты, еще до того, как Сумкин придет в себя. Но вот, закрутилось… И теперь совершенно не понятно, что делать и как до Боромира донести всю скорбь и нелепость случившегося с крестоносцем несчастья.

Константин висел, молча молился и думал. Периодически, когда белая полоска опускалась до нуля — спал, восстанавливая ее, снова думал. Красная полоска медленно, очень медленно, гораздо медленней белой, но тоже укорачивалась. Тела рыцарь уже не ощущал совершенно. Никакого дискомфорта, кроме душевного. Именно так, наверное, чувствуют себя ангелы, подумал крестоносец. Ну, что же, нужно привыкать. Скоро на небеса, а там, буде выбор, попроситься в ангелы-каратели. И срубить этот кедр к едрене фене мечом огненным.

…

А что же Пендаль Пажопье?

Где этот достойный во всех отношениях, приятный, в меру упитанный мужчинка в самом расцвете сил, почти достигший вершины в нелегком труде корзиноплетения? Почему он не ринулся на помощь господину? Почему не погиб геройски?

Да потому, что не дурак.

И вовсе не заблудился корзинщик. Пропадать не хотел зазря, вот и все. Жизнь то одна, единственная, и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно. Вот кредо Пендаля. А быть разорванным полусотней волков, что может быть больнее? На этой мысли корзинщик вздрогнул, его живое воображение нарисовало не менее дюжины гораздо более мучительных смертей.

— Тьфу, дьявол, — шепотом выругался он, сплюнул, и перекрестился. — Чур, чур меня.

Следы волков он заметил уже давно, тихонько крался по лесу, стараясь не шуметь и вообще не привлекать внимания. Благо, ветер, хоть и несильный, но дул навстречу, и волки не могли его учуять.

Пендаль видел, как рыцарь двумя ударами расправился с парой волков, и как его схватил шишень.

Шишни, вообще-то, существа совсем не агрессивные и проявляют активность только зимой, когда елочкам холодно. Некоторые, так и вовсе, всю жизнь просто растут, ни разу не выдав своей истинной природы. Но если в их присутствии начинают обижать другие растения, а тем более маленьких елочек, впадают в ярость. К сожалению, или напротив, к радости, шишни, как и все деревья туповаты. Да что там, просто идиоты, чего скрывать. И запросто посредине действия могут забыть, а чего они хотели-то. Так и тут, неясно, спасал шишень его хозяина или наоборот, насилие задумал. Теперь, верно, уже и сам не помнит.