Борис Конофальский - Саранча

— Медика… Медик, ты где? К раненому, быстро, — орёт прапорщик.

Саблин медик, ну немного. Но он сейчас далеко.

А сколопендры к нему близко, спешат, торопятся, родичей уже доели. Да что им, пять родичей, когда их на подъёме уже сотни, и бегут вверх, торопятся.

Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.

Он снова лезет в коробку с патронами.

И от Саши Каштенкова слышит чёткое и сухое:

— Лента!

Обалдеть, пулемёт уже две ленты расстрелял. Когда успел? Ведь только все началось.

Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.

— Лента готова! — говорит Микольчук.

Саблин тоже готов.

Пам-м-бам-бам…

Снова заговорил пулемёт.

Первые пули ударили недалеко от Саблина, смешав с песком тех сколопендр, в которых он уже собирался целиться. А потом полетели ниже, туда, к началу подъёма.

Но и Акиму работы хватало. К нему тоже ползли, ползли и ползли.

Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.

Как положено пластуну. Ни одного промаха.

А вверху, на камнях, там что-то странное происходит. Среди винтовочных выстрелов, взрывов гранат уже не слышно, а вот резкие хлопки пистолета Саблин различал. И ещё остервенелую ругань хорошо слышал.

— Прапорщик, — кричит кто-то, — вызывай поддержку.

— Умный больно, без тебя не знаю, что делать, — злиться прапорщик.

— Так будет поддержка? Обещали миномёты!

— Не отвечают соседи, никто не отвечает, — говорит взводный.

Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.

Аким готов.

— И что делать будем? — этот вопрос уже с претензией, казаки уже злятся, как будто прапорщик во всём этом виноват.

— Червяков стреляй, вот что! — орёт прапорщик. — Стреляй червяков.

— Медика, медик есть? — кричит кто-то.

Саблин медик. Имеет опыт, но сейчас… Он должен защищать пулемёт, а до камней ему далеко.

Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.

Дробовик пуст.

— Медик, ты где? — ревёт взводный.

— Иду, сейчас.

— Да сколько ж их тут?

— Вот так съездили на эвакуацию.

— По делу говорим, — злиться прапорщик Мурашко, — эфир не засоряем.

А Саблин опять тянет патроны из коробки.

Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.

Дробовик готов.

— Лента, — опять сухо говорит пулемётчик. Он вроде как спокоен это хорошо, хоть кто-то должен быть спокоен.

— Сейчас, — отзывается второй номер пулемёта.

А Саблин стреляет в приближающихся тварей, которых не становится меньше.

Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.

Он уже тянется за новой порцией патронов. А Каштенков вдруг орёт:

— Лента, — и на этот раз в его голосе и намёка нет на спокойствие.

— Бегу, бегу, — говорит Микольчук.

Почему второй номер не подал ленту? Саблин, заражая дробовик, оборачивается посмотреть:

Микольчук, стоя на одном колене, из винтовки расстреливает одну за другой сколопендр, что забираются с правой стороны по обрыву и вылезают прямо рядом с пулемётом, далеко за спиной Саблина. Микольчук уже убил несколько штук. Наконец они кончаются, и второй номер расчёта кидается к пулемёту. Хватая на бегу упаковку с лентой. Нет, быть такого не может, чтобы эти твари думать могли. Просто так получилось.

Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.

Дробовик готов.

А на камнях треск выстрелов, редкие хлопки гранат, мат в наушниках. И главное — Аким не слышит взводного.

А вот шипение рядом с сбой он слышит, и снова струя летит в него, вот дурак, нельзя отвлекаться, нельзя отворачиваться. Хорошо, что щит додумался бруствером поставить, половина в щит попадает. И ещё одна справа по стене забралась. Тоже брызжет, падала.

Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.

Ни одного патрона мимо. Снова пятернёй в коробку с патронами.

И когда уже пальцы привычно вставляют первый патрон в пенал, он чувствует, как поехала его правая нога, словно песок под ней ссыпался в обрыв. Он взглянул вниз…

Вздрогнуть от неожиданности, конечно, можно, но вот пугаться и терять самообладание никак нельзя. Даже если твою ногу зажали чёрные жвала самой большой сколопендры, которую ты видел. Это существо поднялось, по стенке обрыва, засунуло свою башку в трещину, из которой Саблин соорудил себе окоп.