Владимир Бабкин - Меж двух Царей

За мной почти бежали сопровождающие. Впереди звучали команды, солдаты в залах спешно строились для приветствия.

— Зрав-желав-ваш-имп-вел-во! — доносилось до меня, а я успевал лишь козырять и выкрикивать. — Здорово, братцы!.. Благодарю за службу!

И в ответ раскатистым громом неслось:

— Рад-старат-ваш-имп-вел-во!

Мне навстречу уже спешил Кутепов в сопровождении Ходнева и Батюшина. Подойдя на положенное расстояние, они перешли на строевой шаг и, остановившись, откозыряли.

— Ваше Императорское Величество! Ваш приказ выполнен, весь комплекс зданий Главного Штаба возвращен под полный контроль законной императорской власти!

— Благодарю вас, генерал!

Я пожал руку Кутепову. Затем обратился к Ходневу и Батюшину.

— Господа, выражаю вам свою Высочайшую благодарность за службу!

Выслушав предписанные уставом ответные слова, я крепко пожал руку генералам, а затем весело поинтересовался:

— Ну, что, господа? Как вы оцениваете ситуацию? Каково положение заговорщиков в настоящий момент?

— Положение их безнадежное, Ваше Императорское Величество! — Кутепов просто цвел от удовольствия. — Большая часть прибывших с фронта войск поднята по тревоге и уже выдвигаются на определенные планом развертывания места, беря под контроль все значимые точки и маршруты движения в городе. Юнкера и казаки приняли под охрану мосты и набережные, блокировав тем самым перемещение мятежников через реку и каналы. В запасные полки отправлены группы для записи во внутренние войска. Генерал Маннергейм сейчас ведет работу в казармах по обе стороны Литейного проспекта. Можно уже с уверенностью сказать, что мятеж в столице уже практически подавлен и с наступлением утра уже будем начинать мероприятия по выявлению и фильтрации зачинщиков и активных участников выступлений…

Я слушал генерала и, признаться, едва сдерживался, чтобы не начать улыбаться. Все напряжение этой ночи вдруг схлынуло с меня. Нет, не только и не столько слова Кутепова потешили мою душу. Я и сам чувствовал, что хотя еще захвачен Зимний и кто-то отстреливается из Адмиралтейства, что хотя еще находятся в лапах мятежников генералы Нечволодов и Иванов, хотя все далеко еще не кончилось, но все же наступил тот самый момент решительного и решающего перелома, когда впереди еще много труда, но уже ясно виден результат, когда уже есть понимание того, чем все закончится, когда дальше лишь дело техники, когда…

Тут я заметил приблизившегося генерала Глобачева и шагнул к нему навстречу, собираясь благодарить за службу, но тут в глаза мне бросилась явная тревога на лице министра.

— Что случилось, Константин Иванович?

Глобачев козырнул и мрачно произнес:

— Плохие вести, Ваше Императорское Величество. Великий Князь Николай Александрович, через телеграф Александровского дворца в Царском Селе объявил всей России, что вы принудили его к отречению за Цесаревича Алексея, в нарушение всех законов земных и божественных. В связи с этим, он заявляет о том, что вы, мой Государь, просто узурпатор, а законным Императором Всероссийским является его сын Алексей Николаевич…

ПЕТРОГРАД. ТАВРИЧЕСКИЙ ДВОРЕЦ. 6 марта (19 марта) 1917 года. Рассвет.

— Господа, разрешите нас всех поздравить с созданием нашего нового демократического правительства! — Гучков поднял бокал с шампанским и, увидев, что присутствующие присоединились к нему в этом вопросе, продолжил полуречь-полутост. — Уверен, что вся либеральная общественность России сейчас мысленно с нами и поддерживает нас в этом прогрессивном начинании! Да что там России — всего мира!

Собравшиеся одобрительно зашумели, зазвучал звон бокалов, послышались какие-то восклицания с мест по своей форме и содержанию могущие сами претендовать на статус дополнительных тостов, которые провозглашали здравицы новому правительству и всем присутствующим на этом историческом событии.

Нервное напряжение отпускало и комитетчики, как и все люди, которые испытали долгий страх, сменившийся чудесным спасением, начали шуметь, смеяться, отпускать шутки и остроты, и всячески стараться показать (причем не только и не столько окружающим), что бояться было совершенно нечего, и уж лично они точно ничегошеньки не боялись, а лишь подыгрывали, пугая других, ну, и так далее, что говорят и делают спасшиеся в подобных случаях.

А уж радоваться членам Временного Комитета Государственной Думы было чему! Бесконечно длинная и полная ужасной неизвестности ночь наконец-то благополучно разрешилась и теперь собравшиеся, еще четверть часа назад проклинавшие все и вся, мечтавшие оказаться подальше не только от этого злополучного Комитета, но и желательно от столицы вообще, вдруг взбодрились, зашумели, достали шампанское и приготовились ставить подписи под документом, с которым каждый из них рассчитывал войти в историю.