Владимир Кожевников - Забытый. Литва

«Умеют и литвины биться!» — поморщился Жигмонт.

Бегущую пехоту сопровождали гонцы воевод, кричали, чтобы быстрей переправлялись, на той стороне останавливали, заставляли разобраться и занимать оборону по берегу как можно шире, оборону приходилось ставить сплошь, так как речушку можно было перейти в любом месте.

Литвины несколько замешкались, потому что удар польской конницы оказался силен. Поляки вложили в него всю силу отчаяния. И пока пешцы отражали фронтальную атаку, пока фланги отворачивали вправо и влево, сдерживая фланговые удары, а литовская конница продиралась вдоль опушки, чтобы выбраться на оперативный простор, пешцы Жигмонта оторвались наконец от литвин и перескочили речку.

А пока шла переправа, конница Леха гибла под копьями и стрелами литвин.

В конце концов литовская конница выдралась из-за пешцев на простор, ударила и погнала поляков, так и не дождавшихся сигнала к отступлению. Разбегались те, правда, грамотно, влево и вправо вдоль реки, не дав прижать себя к воде, и тем спасши много жизней.

Когда же освободившаяся от налетов конницы литовская пехота метнулась к речке, на противоположном берегу ее встретила стена щитов и копий, протянувшаяся поприща на два от пустоши до пустоши. Насколько уж крепка была эта стена — неизвестно, может, и совсем жиденькая, но пробивать ее сходу осторожный Олгерд, выехавший к реке вслед за пешцами и увидевший столь внушительную картину, не решился. Послать конный отряд объехать этот строй, переправиться на чистом месте и пощипать их сбоку не было возможности: вся конница гонялась за разбежавшейся конницей польской и теперь до конца дня (а солнце уже давно перевалило за полдень) крупный боеспособный отряд было не собрать.

Олгерд не стал рисковать, хорошо понимая, что пытаться переправляться сейчас на опомнившегося и укрепившегося врага, есть пустая трата людей. Он был очень доволен итогами дня, принесшего ему почти разгром такого сильного противника, что же касается дальнейшего, он ждал теперь вестей от Любарта, шедшего где-то там, в тылу у поляков. Теперь очень многое зависело от него, и лучшей помощью ему было приковать поляков к этой речушке, не дать им до прихода того куда-то тронуться.

Олгерд приказал остановиться, закрепиться на берегу, выставить сильные дозоры, разбить лагерь, выслать разведку. Разобраться с потерями и добычей, отдыхать.

Добыча оказалась большой: 3,5 тысячи пленных, почти весь обоз. А когда стали возвращаться конные, нагруженные доспехом и оружием, почти каждый с пойманным конем, Олгерд посмотрел на Кейстута, а Кейстут на Олгерда — они знали своих литвин. Столько враз награблено! Зачем дальше воевать?

Да, это энтузиазма поубавит... Но он теперь не очень и нужен. Подобной стычки, пожалуй, больше не получится. Вот подойдет Любарт...

— Как думаешь, Кестутис, где Любарт и скоро ли подойдет? — Олгерд ужинал с братом перед шатром, на свежем воздухе. Солнце село, стало свежо, к морозцу.

— Я дал ему ориентиром Холм и этот городишко Мост, где мы взяли столько добра. И сказал, что оттуда пойду дальше на юг. Срок моего выступления он знает. Меня известили, что он выступит 17-го.

— Этот срок ему дал я.

— Ну вот, если посчитать... Если он нигде не задержался, то... то...

— ...То он уже должен быть здесь!

— Значит, задержался.

— Неужели у поляков остались еще большие силы? Чтобы его задержать?

— По моим данным — нет.

— По моим тоже. Но Любарта нет.

— Вообще-то поляки могут еще чего-то наскрести. Но на это время требуется. Хотя Любарт мог ведь и по мелочам задержаться. Наткнулся, может, на такой же Мост, нагреб, что увезти не может, вот и...

— Кестутис, это же его уделы. О чем ты говоришь?

— Ну и что? Уделы-то его, да добро польское, а уж воины у нас...

— Нет, он на добычу все-таки не так падок...

— Не так, как кто? — обижается Кейстут.

— Мы, — улыбается Олгерд. — Мы с тобой. Видишь, что творится?

— Так разве это мы?

— Так разве я что говорю?

Кейстут усмехается.

— Потери считал? — меняет Олгерд разговор.

— Потери большие, — нахмурился Кейстут. — Вначале они меня постучали. Убитых под тысячу. Раненых — больше двух тысяч, может, и две с половиной наберется. Тяжелых много. Сотни две помрут.

Олгерд, огорченный, долго молчит, жмет плечами, он не ожидал такого:

— Как же так? Черт бы их драл! Вроде я не очень опоздал, и погнали мы их быстро...

— Ты не опоздал, Олгердас, не вини себя. Просто умеют они драться, воинов опытных много...