Елена Горелик - Пасынки

Тем не менее, сам Меншиков уже здесь. Трётся около государя и государыни, не забывая поглядывать на соседний столик, где под карточную игру шла непринуждённая беседа герцога Карла-Фридриха со старшими принцессами, Анной и Елизаветой. Герцог одинаково любезен с обеими сёстрами, ещё не будучи до конца уверенным, что ему достанется в супруги именно Анна. Ну, ему-то это и знать пока не положено. Четвёртой за столом была младшая царевна, Наталья, по малости лет ещё путавшая правила игры, но при этом мило, по-детски, кокетничавшая с голштинским гостем. В самом деле, неизвестно, как могут измениться планы государя на будущее дочерей. Герцогу вполне могли сосватать и Наталью, предложив подождать несколько лет, а старших выдать замуж более выгодно… Не сводит с иностранных послов глаз и глава Тайной канцелярии, тучный граф Пётр Андреевич Толстой, задумчиво отхлёбывавший кофе из мизерной чашечки… Кто здесь ещё? Остерман, Головкин, Ягужинский, Репнин, Девиер, Бутурлин, Долгорукие…

Это точно ассамблея, а не большой приём?!

Фон Бассевиц приложил немалые усилия, чтобы его растерянность не отразилась на лице. И это при том, что он полагал себя опытным дипломатом, умеющим скрывать истинные чувства. Что происходит? Что задумал Пётр Алексеевич? Связано ли столь представительное собрание с сегодняшним манифестом, и если связано, то каким образом?

Если его догадки верны, тогда понятно, почему не пригласили посла Августа Саксонского. Мало кто из европейских государей так пострадал от рук альвов. Те ведь даже одну битву умудрились у Августа выиграть — одними луками и стрелами, да ещё атакой кавалерии. Впрочем, пирровы победы бывают не только у людей. Фон Бассевиц, ознакомившись с реляциями саксонцев, пришёл к мнению, что альвам следовало бы не гробить цвет войска, подставившись под фланговый огонь артиллерии, а отступить, не принимая боя. Глядишь, больше было бы пользы. Что заставило их ввязаться в безнадёжную войну и ради победы в одной битве положить на поле боя цвет своей армии? Гордыня? Или они не ведали, против кого сражаются?

Впрочем, даже если это так, то спеси им за последующие два года изрядно поубавили. Радует, что они, наконец, сделали верные выводы. Значит, не безнадёжны.

Потрескивали дрова в камине, слегка колебались огоньки свечей. Скрипач и флейтист негромко выводили в своём углу скучный мотивчик, гости беседовали, играли в карты, пили кофе, вопросительно поглядывали на августейшую чету. Почти домашняя обстановка, и в то же время лёгкая нервозность. Никто не знает, чего ждать. И только у трёх человек нет в глазах тусклого отсвета этой нервозности.

У Меншикова, государя и государыни. Эти трое точно знают, что сейчас будет.

Фон Бассевиц не знал, но догадывался. И догадки его не радовали совершенно.

Когда объявили о прибытии их сиятельств князя-отца и княгини-матери Таннарил, фон Бассевиц уже был готов к такому обороту. Здесь, в России, главное — ничему не удивляться, тогда и не будет никаких сюрпризов.

Альвы. Старик, с трудом переставляющий ноги, и сухая, прямая, как палка, старуха. Не столько она опирается на руку супруга, сколько сама его поддерживает. Но оба ступают так величественно, словно им с детства прислуживали короли и императоры. Наверняка это давалось обоим невероятными усилиями, но гордость побеждала немощь. Пока, во всяком случае. Оба одеты по своей, альвийской моде — никаких фижм, глубоких декольте и корсетов, лишь свободно струящийся светло-зелёный шёлк с изящными вышивками. На старухиной седой голове — диадема светлого металла с единственным зелёным камнем, прекраснее которой фон Бассевиц в жизни не видел.

Ничего не скажешь, благородная пара.

А что же государь?

А государь встретил чету горделивых стариков стоя, как радушный хозяин дорогих гостей.

— Князь Пётр Фёдорович, княгиня Марья Даниловна, — прогудел его величество, сопровождая свои слова кивками в ответ на изысканный и полный достоинства поклон престарелых альвов. — Рад вас видеть. Как добрались?

— Благодарю, мой государь, добрались удачно.

Негромкий, лишь немного дребезжащий, голос князя каким-то странным ухищрением оказался слышен едва ли не во всём Монплезире. Не иначе альв использовал излюбленный приём актёров, и говорил с того места, откуда хорошо расходится звук. Но как он определил это место? Знал заранее или вычислил?

Советник голштинского герцога всегда с долей подозрения относился к людям, использующим к своей пользе дешёвое фиглярство, а здесь — не люди. Чего от них ждать?