Станислав Городков - Вариант Новгород-1470

— Да-а? — проронил-вопросил Дан. — Ну-ка, с этого места поподробнее!

— Тати к нам залезли, — удивительно спокойно, даже несколько флегматично, ответил вместо Лаврина Домаш. И, абсолютно равнодушно, уронил: — И попались… к медведю на обед. Вот этого Микула заколол, — Домаш кивнул на сидевшего спиной к забору татя. Дан шагнул ближе к освещенному тусклым светом факела мужичку. Крепкий, лет 35 на вид, а значит реально, минимум, на пяток моложе, аккуратно, именно аккуратно, подстриженный, без шапки — упавшая на землю, кургузая шапчонка лежала рядом, русоволосо-бородато-усатый, в коричневом, когда-то, а ныне просто потертом и залитом кровью кожаном куяке — поддевке под кольчугу — и пестрорядевых широких штанах. В добротных сапогах, обмотанных сверху каким-то тряпьём… Сидя и опираясь спиной на опоясывающий усадьбу забор, ночной грабитель пускал кровавые пузыри и в любую минуту мог окончательно загнуться. Пальцами правой руки мужик все еще сжимал толи короткий меч, толи очень большой нож с похожей на примитивную гарду защитой руки. Наверное, так не должно было быть, но Дан не испытывал никакого волнения от вида человека с, оплывающей кровью, раной в груди. Абсолютно никакого. Словно, он не был дитя 21 века и смотреть на человека, пропоротого железкой, а то и самому пырнуть кого подобной железкой, было для него вполне естественно. Кажется, «витающее в воздухе», выплывающее при каждом разговоре средневековое отношение к жизни и смерти, смерти от различных резаных, колотых, дробящих и рваных ран, повлияло и на него…

Дан выбил носком сапога оружие из пальцев разбойника, посмотрел внимательно на странный нож. Дан не был специалистом по холодному оружию средневекового Новгорода, но то, что перед ним не местное изделие, он догадался. Дан еще раз взглянул на татя.

— Интересно девки пляшут, — медленно, вслух, обронил Дан. — Еще могу понять, что лихие людишки прилежны в уходе за своими волосами, но что ножик у него такой забавный… Ты не находишь это странным, а Домаш?

С той стороны ворот послышался нарастающий гул голосов. Множество людей, сопровождаемых лаем собак со всех окружающих усадеб, двигалось в сторону подворья Домаша…

— Так, это, — хотел что-то сказать Микула, — этот…

— Погоди, — перебил его Домаш, — кажись, соседи на помощь пожаловали.

Темную ночь с той стороны забора-ограды озарило пламя многочисленных факелов. В ворота усадьбы забарабанили и грубые голоса, со стороны улицы, заорали, скорее даже заревели, аки звери: — Открывай ворота, а то сломаем!

— Открой… — начал было Домаш и, заметив шарахнувшегося к калитке Лаврина, с досадой крикнул: — Да, не ты! — И громко добавил: — Тебе только народ сейчас пугать… Хирви, — обратился Домаш к чудину, — открой им калитку, а то и, в самом деле, ворота вынесут.

Действительно, с той стороны уже начали бить в ворота.

— Да, стой ты! — остановил Домаш вновь шарахнувшегося к калитке Лаврина.

— Их двое было, — почему-то, в этот момент, решил продолжить свой монолог Микула, — этот, — он ткнул острием копья в татя, — к воротам сходу подался. Хотел открыть калитку, — пояснил Микула. И продолжил: — Первого-то чудин сразил наповал, едва тот соскочил во двор, с забора соскочил, — уточнил охранник, — а этого я перехватил. Ножичком-то заморским он умело махал, видать не впервой, ну, так и я, — крякнул Микула, — не из последних был в судовой рати. Принял его на копье…

Через открытую Седым Хирви калитку во двор усадьбы ворвались вооруженные, чем попало, люди. Первыми были бородато-великовозрастные сыновья старика Михаля — его усадьба была одной из ближайших к дому-мастерской Домаша. На подворье сразу стало даже, как-то, тесно…

Дослушав стражника, Дан немедля направился ко второму, убитому, татю. Ему хотелось взглянуть на того, кого чудин, ориентируясь лишь на шум и, видя, в лучшем случае, неясную тень — на дворе, как ни крути, ночь и, если убрать факелы, то почти полная темень — одним выстрелом из арбалета уложил насмерть.

— Не зря, ох, не зря я взял этого еле ковыляющего Лося в сторожа, — подумал Дан.

По обеим сторонам Дана тут же пристроились Рудый и Клевец. И слегка обогнал его, с факелом, позаимствованным у Седого Хирви, Хотев. Чуток задержавшись, за ними поковылял и сам Седой Хирви.

Хотев осветил факелом лежащего на земле, сломанной куклой-потешкой, человека. Грабитель был длин, худ и одет в простенькую одежонку и обувку. Колпак его частично сполз с головы, обнажив длинные спутанные белые волосы, а из руки грабителя вывалился кистень. И лет ему было эдак, этак… Дан, опять носком сапога, чуть-чуть повернул голову ночного разбойника, чтобы получше рассмотреть его и, аж, присвистнул. Перед ним был тот самый длиннолицый парень, что напал на них с Домашем между городом и посадом.