Станислав Городков - Вариант Новгород-1470

Дан, повернув голову на скрип дверей сарая, минуту смотрел на вытаращившихся на него и на Рудого с Клевцом мальцов, а затем улыбнулся и подмигнул всей троице. Девица-подросток сразу заулыбалась в ответ, паренек скептически хмыкнул, а самая младшая сначала нахмурилась, как взрослая, а потом не выдержала и прыснула во все свои белые 32 зуба.

Ждана, заметив появление на подворье новых действующих лиц, на мгновение застыла, ее темные брови сошлись на переносице и, явно обращаясь к самой младшей из возникшей в дверях сарая троицы, она строго крикнула: — Ярослава, опять вымазалась! — И уже совсем не сердито упрекнула более взрослых парня и девчонку: — А вы куда смотрите… — Впрочем, когда новгородка опять повернулась к Дану и его спутникам, ее глаза улыбались.

— Прошу всех в дом, — пригласила она…

Собираясь заняться излечением архиепископа, Дан помнил о том, что неосторожно пообещал владыке принять к себе в мастерскую несколько его подопечных… Владыка организовал при новгородских монастырях приюты для вдов и сирот, вот, их-то, приютских, Дан и обещал взять к себе на работу. Кстати, об этой стороне деятельности новгородского архиепископа — организации приютов — Дан узнал только на встрече с владыкой. И был приятно поражен — нигде, ни в одном из прочитанных им, в будущем, учебников истории по средневековой Руси не упоминалось, ни полсловечка, о подобных заведениях в Великом Новгороде. И, пусть эти приюты были личной инициативой архиепископа Ионы, а не целенаправленно проводимой городом политикой, все равно, это лишь добавило Дану желания сохранить Новгород самостоятельным и независимым, а владыке, несмотря на личную заинтересованность Дана и скупой политический расчет — сохранить подольше жизнь.

В общем-то, Дан уже сговорился с Домашем взять на работу вдову из приюта при Петровском или, по-другому — Петропавловском женском монастыре. Сей монастырь располагался тоже в посаде за Людиным концом, недалеко от усадеб Дана и Домаша… Лишь, чуть-чуть, в стороне и на небольшой возвышенности, носившей название Синичьей горы. Там, где, как раз, из города выходила, запиравшаяся на ночь крепкими воротами под надвратной башней, Луковая улица. Собственно, жители этой улицы пару веков назад и поспособствовали появлению данного монастыря. Точнее, уличане за свой счет построили на Синичьей горе церковь святых апостолов Петра и Павла, а уж потом, рядом с ней возникла и одноименная обитель.

Вдову звали Антонина. Женщина, на вид лет 30–35. Взяли ее в помощь Аглае Спириничне, жене Вавулы. Аглая Спиринична, нанятая в мастерскую поварихой, к глубокому сожалению, не оправдала надежд Дана. Не могла она разорваться между собственным хозяйством и мастерской Дана и Домаша. Не хватало на все у нее времени. И дочери Аглаи, на которых рассчитывал Дан, тоже ей не сильно помогали, маловаты они еще были для такой работы. Чтобы организовать полноценное питание в мастерской, Аглае требовалась настоящая помощница. Взрослая, а не ребенок или девочка-подросток. Вот, Антонина и должна была стать такой помощницей. Правда, денюжка ей причиталось поменьше, чем Аглае Спириничне, ведь бюджет купства или товарищества «Домаш энд Дан» все же был не резиновый. Да, и Антонина бралась на работу не главной поварихой, а ее помощницей.

Дан поселил вдову, за неимением другого места, пока у себя в доме, в одной из комнат на втором этаже — Дану не очень нравилась та планировка жилья, что присутствовала в домах новгородцев, вернее, полное отсутствие ее. Ибо в большинстве новгородских домов наличествовал только маленький «предбанник» — сени и одна комната, она же гостевая, кухня, спальня и все остальное — по мере необходимости. Конечно, в боярских теремах, как подсмотрел Дан в ходе своих походов к боярыне Борецкой, и, вероятно, в теремах зажиточных новгородцев распределение комнат было иное. Ну, так, на то они и терема, что в три этажа. Короче, Дану не очень понравилась та планировка дома, что предложили ему плотники — одна большая, на весь этаж, комната с лавками по краям и печкой. И он потребовал, благо денег хватало, дабы плотники ему отделили, как в хоромах купцов и бояр, кухню с печкой от общего помещения, а, кроме того, разделили — по рисунку Дана — одну большую комнату на несколько поменьше размером. И с печника тоже потребовал, чтобы печь была не курная, а с трубой, выведенной на крышу. При этом, дабы печь обогревала не только ближайшую стену, но и весь жилой этаж. Дан знал, что новгородские печники умеют ставить печи так, чтобы они обогревали весь дом — консультировался с Семеном и Вавулой. В общем, теперь места у Дана хватало, даже одна из комнат пустовала — сам он временно спал в большой комнате, которую впоследствии планировал сделать залом. В комнате, ближайшей к будущему залу, спали его телохранители — Рудый и Клевец — если честно, то Дан предложил каждому из них по комнате, но прожившие всю жизнь в домах, где все, кроме женатых, спали в одной большой, или, наоборот, небольшой общей комнате, Рудый и Клевец не захотели менять старый уклад и устроились, как… как устроились. Итак, в комнатенке, ближайшей к будущему залу, спали телохранители. Комнатка справа от большей, совсем маленькая и слабо прогреваемая от общей печи, потому с собственной печкой и, кроме того, с собственным дорогим слюдяным, из слюды, окном, предметом особой гордости Дана — Дан планировал устроить здесь свой кабинет, в котором можно будет работать и зимой, и, хотел максимум света для этой комнатки — пока, тоже, пустовала. И последняя, третья комната, рядом с «предбанником» — сенями и лестницей, дальняя от будущего зала, была отдана вдове из приюта.