Кирилл Ситников - Керины сказки

– Молодой человек, пройдите, пожалуйста, на своё ме… – начала было она, но, увидев Санчо, осеклась и секунду дрелила его взглядом.

– Это… Это что, живяк?! – вдруг сказала она грубым мужским голосом. – Ты хули здесь забыл?!

– Я… А вы, собственно, кто? – пролепетал Санчо.

– Аааааааааа! – тыкая пальцем, продолжил стюардесса. – Ты от Никоноровой, да? Это она?! Она?! Никонорова!!! – вскричал стюардесса в потолок. – Ты же здесь! Я слышу, как ты дышишь!!

– Батюшки-свет! – раздался сверху приглушенный старческий голос.

– Ещё раз такую ***ню провернёшь, ****а старая, я тебе обещаю! Напялю полосатый свитер, перчатку с ножиками и припрусь к тебе во сне!!! – загрозил стюардесса в потолок.

– А на что мне жить, у меня пенсия дванаццать тыщщ! – плаксиво ответил старушечий голос.

– Так. Ты – кыш. – стюардесса махнул рукой, и Санчо растворился в воздухе. Стюардесса посмотрел на часы.

– Без трёх десять. Жерехов, за мной. Пора.

Оба вышли из туалета и направились к выходу из самолёта, который был уже открыт.

– Иди быстрей. А то твоё облако растворится без тебя и будешь здесь вечно болтаться, как дурак.

Жерехов опасливо вышел в облако.

– А что дальше?

– Понятия не имею. – ответил стюардесса, пожав плечами. – Я ж никогда не умирал. Ну всё. Целоваться не будем, удачи наверху, бла-бла-бла.

Стюардесса юркнул в салон и со скрежетом задраил дверь. Облако постепенно рассеивалось. Жерехов посмотрел на свои руки – они стали прозрачными, как и всё его засунутое в дорогой костюм тело. Растворяясь вместе с облаком, он поймал себя на мысли, что ему до одури хочется майских шашлыков. Так хочется, что он даже забыл об оставленном в самолёте ноутбуке, в котором хранился так и недоделанный договор.

Работа, наконец, его отпустила.

Назойливый солнечный луч пробрался сквозь старые пятна убиенных мух на стекле, юркнул в дыру прокуренной занавески и бешено запрыгал по косматой голове комбайнёра Дедюка.

– Яяяяя, аеа ауй яяяя… – завопил Дедюк одними гласными. На тринадцатый день пребывания в синем сумраке луч и правда был весьма тяжёл. Дедюк поднялся с кровати (довольно эпично – так поднимаются казалось бы убитые герои перед последним подвигом), допил со скатерти, отодвинул дверь и вышел на улицу, чтобы уточнить состояние мира на сегодняшний момент.

Мир встретил Дедюка суровой стабильностью. На расстоянии в четыре лежачих Дедюка (случайно измерено в Аванс День) – всё тот же ввалившийся внутрь забор. Через дорогу (в полтора Дедюка) – хата омерзительно трудолюбивой Бабкиной. За спиной – что-то, отдалённо напоминающее дом самого Дедюка. Вроде всё, как тринадцать дней назад.

Но что-то было не так. Справа на два часа должен был быть сарай. Дедюк это точно помнил – в нём комбайнёр иногда прятался от кислотно-салатовых чертят, которые частенько заполоняли дом и вели себя шумно. Но сарая не было. Вернее, что-то появилось между ним и Дедюком, закрывая пасторальный вид. Дедюк сделал титаническое усилие и с хрустом прищурился избитыми лучом веками.

Так и есть. Сарайную видимость закрывала огромная репа. С раскидистой ботвой. Что-то тут не срастается, здраво попытался рассудить комбайнёр. Во-первых, он никогда в жизни ничего не сажал. Во-вторых, на дворе стоял январь (ну примерно). Наверное, поэтому было холодно и лежал снег (Дедюк научился распознавать сезонность по некоторым приметам). А в примерно январе репы не растут. Даже малюсенькие.

Но этим чудеса не ограничились. Из озимой репы доносились какие-то звуки. Дедюк осторожно приблизился к корнеплоду и уловил чью-то речь.

– …Маша, послушай… – доносилось из репы. – Я тоже соскучи.. Ну не ори. Зачем ты постоянно оскорбля… Да похуй мне на их мнение! Один раз живё… Я тебе предлагал!!! Я не виноват, что тебе всё неинтересно! Это ты не начинай! Алё!… Не смей бросать трубку!… Алё!… Бляяяя.

– Эй… – выдавил из себя Дедюк длиннющую для своего состояния тираду. В ответ внутри что-то зашуршало, матюкнулось и залязгало засовами. Дедюк отступил и заозирался в поисках чего-нибудь колюще-летального. Часть репы медленно опустилась, и на свет божий показался рептилоид. Точнее, сначала выглянула тыква-голова, зыркнула красными глазками-черри, шумно втянула носом-картофелиной морозный воздух. Пальцы-корнишоны ухватились за края выходного отверстия, и весь рептилоид лихо выпрыгнул в сугроб, погрузив тело-кабачок и ножки-цуккини в мягкий снег.

– Хера се холодина!!! – вскричал рептилоид и огляделся. – Какая огромная пустошь!!!