Юрий Штаб - Второй Шанс

Он ошарашил меня новостью, что никакой пересмотр не состоится и приговор Виктора будет приведен в исполнение. В голове водоворотом завертелись мысли о том, что шоу еще, наверное, не закончилось и меня продолжают снимать камеры наблюдения. Журналист просто хочет увидеть мою реакцию и растиражировать ее в каком-нибудь специальном выпуске, посвященном съемкам шоу. Но Гольцев покачал головой и предложил залезть в интернет или позвонить начальнику тюрьмы, чтобы убедиться, что это — не розыгрыш. Я выбрал первый вариант — новостные ленты самых разных сайтов наперебой сообщали, что приговор в самом нашумевшем судебном разбирательстве последних лет остался неизменен.

Витька перестали выпускать из камеры, отрезали интернет, забрали мобильный телефон, так что увидеть его или хотя бы услышать больше не было ни малейшей возможности. Поводов откладывать казнь не нашлось, ведь решение суда давно было утверждено и фактически для претворения этого вердикта в жизнь нужно было лишь назначить дату. Я же повел себя подобно страусу, прячущему голову в песок, в безумной надежде, что если я не буду знать, когда состоится казнь, то она и вовсе не состоится.

Поведение мое было, безусловно, глупым, но трудно требовать от человека разумных рассуждений, когда он узнает, что его друга планируют убить в ближайшее время. А между тем, этот день приближался, что дало Гольцеву замечательный шанс еще раз меня шокировать. Во время следующего визита он заявил, что я должен почтить казнь своим присутствием и сделать это нужно сегодня. В этот момент мне впервые за весь срок, проведенный в тюрьме, полностью изменила выдержка.

— Я думал, ты проявишь больше участия к судьбе друга и не забудешь, на какой день назначена казнь. Да во всех последних новостях это было указано! — сказал Гольцев. — Идем, только тебя и ждут. Ты, можно сказать, чуть ли не главная фигура в сегодняшнем спектакле, после Виктора, конечно. Я немного рановато пришел, но тебя еще стилисты должны привести в порядок.

Я испугался, мне не хотелось туда идти. Мне не было страшно, когда я чуть не начал войну с тюремными «авторитетами», собираясь заступиться за Виктора и переломать кости Дыму. Тогда вскипевшая ярость помогла не чувствовать страха — я готов был бороться до последнего, ведь в такой борьбе мои руки, без преувеличения, многого стоили. Однако в итоге Витек настоял на возможности разобраться без моей помощи. Тогда я стоял на выходе из спортзала, ожидал, кто же выйдет оттуда и терзался неизвестностью, но если бы вышел Дым, то ему бы не поздоровилось. К счастью, целым и невредимым, хотя и разрисованным чужой кровью, ко мне вышел Виктор и на этом конфликт был практически исчерпан. На этот же раз я прекрасно понимал, что теперь борьба бессмысленна и вся моя верность, и все боевое искусство окажутся бесполезны. Я не хотел идти туда и бессильно смотреть на казнь, будучи не в состоянии ему помочь. Но в то же время я не хотел сидеть здесь, зная, что сейчас должно произойти. Гольцев заметил мое замешательство:

— Пойдем, не сидеть же тебе взаперти. Ты обязательно должен быть там.

Я попятился от него. В голове даже мелькнула бредовая мысль, что стоит за что-нибудь ухватиться, чтобы он меня не потащил с собой. Потом я немного взял себя в руки и сообразил, что не станет же шоумен тащить меня за шиворот, да и не те у него силы, чтобы со мной совладать. Я отказался наотрез. Гольцев перепробовал все возможные варианты. Он взывал к моему, ставшему знаменитым, хладнокровию, уговаривал, доказывая, что Виктору захочется увидеть лучшего тюремного друга, требовал послушания, поскольку он организатор шоу, которое подарило мне свободу.

Он распинался достаточно долго и совершенно безрезультатно. Увидев, что я не собираюсь менять решение, Гольцев даже пригрозил, что аннулирует мое освобождение, но в это я не поверил. Во-первых, в моем договоре не было никаких пунктов про присутствие на казни, а во-вторых, это был бы слишком большой скандал — многомиллионная армия зрителей могла бы возмутиться: «Почему не освобожден победитель, за которого мы все вместе заплатили целое состояние?». Да, в этой ситуации телезрители были клиентами, заказывающими умопомрачительно дорогую услугу, так что даже Гольцев и весь Второй канал едва ли решились бы не выполнить своих обязательств.

Но заставить Вову отказаться от вожделенной затеи было непросто — он стал надо мной насмехаться, утверждать, что я трус и слюнтяй, у которого в трудную минуту сдали нервы. Я с большим трудом сдержался, чтобы не выбить ему зубы, и признал, что он прав. В качестве последнего аргумента он пообещал, что пришлет несколько охранников и меня приведут под конвоем. Я не остался в долгу и дал слово, что устрою в студии грандиозный скандал. Я пригрозил открыть такие секреты нашего шоу, что ему после этого вовек не отмыться, даже если я всю оставшуюся жизнь вынужден буду провести в тюрьме. На казни должны были присутствовать журналисты самых разных компаний, так что мои слова мгновенно стали бы известно целому миру.