Юрий Штаб - Второй Шанс

Похоже, что время нашего представления подходило к своему завершению. Я рассеянно мазнул взглядом по человеку в форме, который вышел на передний план. Мне лицо его было смутно знакомо, но абсолютно не хотелось рыться в памяти, чтобы понять, кто это такой. Скорее всего, кто-то из прокуратуры. Он держал в руке бланк. В зале повисла мертвая тишина. Я обвел взглядом студию — на мне сошлись взгляды всех присутствующих, кроме новоприбывшего, который пялился в свои документы.

Такое пристальное внимание рассеяло мою меланхолию. Во мне опять стала просыпаться ярость. Когда же это все закончится?! Охранники, все это время неотступно стоявшие по бокам от меня и почувствовавшие мое напряжение, крепче вцепились мне в запястья, по-прежнему скованные наручниками. Ну да, еще не хватало, чтобы я сейчас кинулся на кого-нибудь из находящихся в зале. Такому повороту событий обрадовались бы телевизионщики, да и телезрители тоже, но тюремному начальству такие скандалы были вовсе ни к чему. Я подозревал, что Андреевич и так далеко не в восторге от того, что процедуру пришлось сделать публичной в угоду Второму каналу.

Мне начали зачитывать приговор. Я опять не прислушивался — не трудно было догадаться, что примерно мне собирались поведать. Слова теперь вовсе потеряли для меня всякий смысл и я стоял, отрешенно глядя вдаль, стараясь ни на чем не фокусировать взгляд. Мне казалось, что я неплохо держусь, хотя и это уже было совершенно не важно.

— Виктор, желаете ли вы сказать что-нибудь напоследок? — спросил Славик.

Второй канал был явно не готов предоставить мне возможность умереть спокойно. Хорошо еще, что не предложили озвучить последнее желание. У меня настолько пересохло в горле, что я не смог бы выдавить из себя ни звука, даже если бы и захотел. Да и что нужно говорить? Я оказался в ситуации, когда все привычные жизненные устои рухнули и мое мировоззрение стремительно стало меняться. Что бы я ни попытался поведать окружающим, они смогли бы это понять, лишь оказавшись в схожих условиях.

Я не собирался ни у кого просить прощения, ни в чем не хотел раскаиваться, ни с кем не желал прощаться. «Телеканал обещал помочь мне избежать смерти, а вместо этого, нажившись на моей популярности, отправляет меня на электрический стул. Не верьте телевизору!» — выдать такую фразу мне не позволяло пересохшее горло. Зрители должны были и так понять всю иронию ситуации. Проблема была лишь в том, что, люди, не доверяющие телевидению, и так вряд ли имели привычку смотреть реалити-шоу.

Я отрицательно покачал головой. По залу пробежал разочарованный вздох, а охранники, получив невидимую для меня команду, потащили меня к электрическому стулу. Может, приговор исполнили бы и раньше, но изготовление и транспортировка такого агрегата заняла, надо полагать, не один день. Я не сопротивлялся, когда мое тело фиксировали и проводили все прочие необходимые манипуляции. Опять яркими всполохами засветились вспышки фотоаппаратов. Это уже была пытка — так назойливо светить человеку в глаза, поэтому я был даже благодарен, когда на лицо мне надели темную маску. Напряжение в зале достигло своего апогея и люди стали переговариваться, не в силах сдержать эмоции. Несколько раз прозвучал нервный смех. Время вдруг потянулось слишком медленно и я пожалел, что до последнего сохранял хоть какую-то ясность ума. Пережидать эти бесконечные секунды было бы проще, если бы мой мыслительный аппарат все-таки отказал. Мне вдруг захотелось вырваться, но это было выше человеческих сил. Я вскоре дождался фразы:

— Включить ток!

Ну вот я и победил… Сначала я и в самом деле не относился к проекту всерьез. Но чем ближе к апогею подходила эта безумная, скандальная, полная интриг, дурацких слухов и взаимного недоверия гонка, тем больше росло мое беспокойство. Как ни крути, но свобода почти для любого из нас казалась невероятно заманчивой. Были, конечно, в тюрьме заключенные, которые о ней и не мечтали, но такие изначально не стремились попасть на шоу. Участники вылетали один за другим, а я, к немалому своему удивлению, продолжал бороться за победу. Чем конкурентов оставалось меньше, тем сильнее кружил меня водоворот надежд и опасений. Я же старался придерживаться привычной линии поведения и сохранял показное равнодушие, хотя делать это с каждой неделей было все труднее.

Когда нас оставалось трое, а затем двое, то и у меня руки помимо воли начинали тянуться к телефону. В ухо как будто кто-то нашептывал: «Голосуй! Голосуй! Ты еще не тратил на это денег, твои ресурсы пока не истощены, а вот конкуренты уже на грани разорения и ты легко сможешь их обогнать на финишной прямой. Вот он, твой шанс! Разве несколько лет жизни не дороже твоих сбережений? Потрать их, возьми кредит, займи у родственников, у знакомых, да у кого угодно — и ты победишь!».