— Спасибо голубчик, сходи во двор, за Ефимкой, и идите с ним на кухню, там вас покормят. — снисходительно кивнув, ответила графиня, и снова перейдя на немецкую речь, обратилась к Марте. — Всё Марта Карловна, идёмте. Что-то я на самом деле проголодалась.
— О, конечно, прошу вас, разрешите проводить вас в столовую, а глупого Ваньку, сегодня же вечером накажут.
— Правильно, накажите, но только не сильно сурово. — уточнила Ольга Олеговна.
— По этому поводу, не извольте беспокоиться. Если желаете знать, всё ли у нас в порядке, так можно сказать, да. Правда ваш сын недавно болел, но уже выздоравливает. По словам нашего доктора, Кирилла Генриховича, Александр Юрьевич, уже почти здоров.
— Как?! Он что, болел?! И почему меня об этом не известили? — возмущению обманутой матери, не было придела…
— Прошу прошения, Ольга Олеговна, но ваш сын, строго настрого, запретил вас беспокоить по этому поводу. Сказал, что сам всё расскажет, когда поправив здоровье, навестит вас в родовом имении.
— Бог с ним, с этим его чудным запретом. Ты главное скажи, что с моим Алёшенькой произошло?
— От излишнего упорства в учёбе, с ним произошла мигрень, вот он и обратился к модным, а́нглийским лекарям.
— Постой. Ты сказала, что Александра Юрьевича пользует некий Кирилл Генрихович.
— Я, от этих слов, и не отказываюсь.
— Марта Карловна, как тогда прикажите понимать ваши слова?
— Эти представители туманного Альбиона, оказались истинными шарлатанами… — И как будто только опомнившись, немка, на манер, более подходящий для истинно русской женщины, всплеснула руками, и, извиняясь проговорила — Господи! Да что же мы стоим в дверях. Покорнейше прошу прощения, Ольга Олеговна, вас, наверное, уже заждались в обеденном зале. Там, всё сами и увидите…
Гувернантка торопилась свернуть разговор по одной причине, она боялась, что может случайно проговорится об истинной причине той злополучной мигрени, возникшей у отпрыска знатного рода. И возникла она, не из-за излишнего усердия на поприще обретения новых знаний. Ясно, что истинная причина была другой, и крылась она в частых, и обильных возлияниях хмельных напитков, на студенческих пирушках. Только, пусть об этом рассказывает кто-то другой и не в данный момент. Графиню и без того ждёт новый удар, её сын, до сих пор выглядел не лучшим образом — не может самостоятельно передвигаться по комнате. Максимум на что хватало его сил, это пара, тройка неуверенных шагов, после чего он падал, не в силах более удерживать равновесие. Казалось, в этом не сильно помогали и его странные упражнения, состоявшие из быстрых вращений головой.
Надо признаться, второй, наиболее сильный удар, графиня выдержала достойно. Увидев сына, излишне бледного, что впрочем, в высшем обществе, особенно среди студентов, не было изъяном, но самое ужасное, не вставшего при её появлении из-за стола, а только слегка обозначившим приветствие, лёгким кивком головы. И было понятно, что сделал он это не из-за странной прихоти, а по причине невозможности выполнения им положенного для данной ситуации правила этикета. Даже осознав это, женщина не перестала улыбаться. Только в её глазах, заблестела излишняя влага и прочиталась, завладевшая ей нестерпимая боль и то, проявилось это только на несколько коротких мгновений. Только, на несколько секунд, графиня слишком высоко запрокинула голову назад, как будто искала на потолке не убранную паутину. Что можно было воспринять, как будто неожиданно нагрянувшая хозяйка проверяет, как без её пригляда содержится дом. Не нужно ли её кого-либо простимулировать на предмет надлежащего выполнения своих обязанностей.
Не стоит говорить о том, как выглядела графиня в момент, когда увидела своего любимого сына, ей по статусу не позволялось проявлять свои эмоции при челяди. Для которой, она в любой ситуации должна быть спокойной, требовательной госпожой, не смотря ни на что. Достаточно пояснить одно, Ольга Олеговна, не помнила, как прошлась по залу, присела за стол. Ей прислуживали, она неспешно дегустировала всё, что перед ней ставили — не чувствуя вкуса подаваемой еды. Отвечала на какие-то вопросы, бросая короткие взгляды на сына. Слегка кивала, с чем-то соглашаясь. А в голове, крутились горестные мысли: "Боже милосердный, за что? Чем я тебя прогневала? Боже! Марта конечно же сказала, что Сашенька немного приболел, но это не так…! Всё намного хуже…, как он исхудал. Вон, глаза впали, потемнели. Глаза! Боже, что стало с его глазами? Они изменились, вроде бы даже потемнели. Куда делся тот, немного наивный, открытый взгляд отрока. Сейчас, на меня взирают очи уставшего от жизни старца! Вот. Ещё и плечи опустились, как будто их придавило непосильно неподъёмной ношей. Да и столовыми приборами пользуется так, как будто только недавно научился ими владеть. За что? Матерь божья, заступница небесная, сними с Сашеньки всё его боли и недуги! Пошли их на меня, я всё стерплю, только исцели моего сыночка!…"
Читать дальше