Виталий Каплан - И силуэт совиный

Зима, кстати, здесь уже была – не лёгкий городской снежок толщиной в сантиметр, а нормальные такие сугробы, чуть ли не по пояс. Заходящее солнце окрасило снег в розово-лиловые тона, гряду облаков на юго-западе – в густо-малиновые, и будь я художником – бросил бы всё и расставил этюдник. А будь фотографом – живо расчехлил бы камеру.

Но я ни то и не другое, этюдника не взял, а камера у меня была только в коммуникаторе и не предназначалась для художественной съёмки. Лёгкая сумка на плече – вот и весь мой багаж. Не в отпуск же я сюда приехал.

А вот оделся явно легковато. Куртка, прекрасно показавшая себя в городе, с местным ветром справлялась на тройку с минусом. Пожалуй, нужно было послушаться Лену и поехать в пуховике. «Скафандре», как она его называла. Теперь мне предстояли три километра мороза. Хотя в лесу ветер послабее будет.

Но мёрзнуть на лесной дороге не пришлось. Едва автобус, чихнув бензиновыми парами, укатил дальше, в Заполянье, из лесу выехал экипаж. А как иначе назвать это транспортное средство мощностью в одну каурую лошадиную силу? По сути, это была поставленная на санные полозья телега с натянутым сверху тентом. Экипажем правил закутанный во что-то типа флотского бушлата худющий дядька лет пятидесяти. Рябой, остроносый, явно пожёванный жизнью. Остановив лошадь в пяти шагах, он поинтересовался:

– Это ты, значит, Сашка будешь?

– Значит, я. – Трудно было отрицать очевидное.

– Взбирайся тогда, карета, как говорится, подана. Батюшка распорядился. Сказал мне утречком ещё: давай-ка, Фёдор, езжай к шестичасовому автобусу, внука встретишь…

Я закинул сумку в экипаж и с некоторым трудом взгромоздился туда сам. Дядя Фёдор, более смахивающий на почтальона Печкина, легонько дёрнул поводья, и умная лошадь сама развернулась к лесу.

Значит, Дед распорядился… к шестичасовому. Всё это было тем более интересно, что должен-то я был ехать двухчасовым, но двухчасовой почему-то отменили, и мне пришлось четыре часа куковать на автостанции. А Деду я позвонить не мог, комм упал в ноль – здешний радиофон столь слабый, что от эфира не подзарядиться, а ближайшая розетка будет только в Дроновке.

– Ты как, по делу, или просто погостить? – не оборачиваясь, поинтересовался Фёдор.

– Да просто повидать деда захотел…

Ну не распинаться же перед первым встречным о своих проблемах…

– Это правильно, – одобрил Фёдор. – Батюшка-то старенький уже, восемьдесят седьмой годок. Так-то он не болеет, крепкая натура… А всё-таки возраст такой, что сам понимаешь… поспешать надо.

Экипаж, впрочем, не поспешал. Мы приближались к Дроновке со скоростью то ли быстрого пешехода, то ли медленного велосипедиста. Да и лишние минуты роли не играли. Когда ещё доведётся вот так проехаться в санях, ясным морозным вечерком, и греть в душе надежду: всё теперь уладится, ведь я у Деда, а Дед… в общем, это Дед.

– Картошку-то наворачивай! Своя картошка, нижегородская, не эти ваши магазинные бразильские и малазийские. Без генной инженерии, без консервантов, без духа времени… – Дед постучал краем ложки о большую кастрюлю. – По случаю пятницы, само собой, скоромного не предлагаю. Как в анекдоте: курочку на потом. А вот рыжики зацени: сам собирал, а солить помогла Елизавета Максимовна.

– Слушай, дед, – прожевав, как бы невзначай спросил я, – а откуда ты узнал, что я вечерним автобусом приеду?

– Ой, вот только не надо намекать! – Дед слегка нахмурился. – И так отбою нет от всяких тётечек и дядечек, которые хотят говорящую собачку посмотреть… то бишь прозорливого старца. И чудо им непременно подавай, в пластиковой упаковке… Так и ты в ту же степь? Всё просто до ужаса. Раз ты на двухчасовом не приехал и не звонишь, значит, одно из двух. Или с тобой беда настоящая стряслась, или ты на дневной автобус опоздал и вечерним приедешь. В первом случае я кроме молитвы, ничем помочь не смогу, а во втором – попрошу дядю Фёдора о небольшой услуге. Если он зря прокатится – так это беда небольшая на фоне той, большой беды, гипотетической , – он вкусно выделил голосом это слово. Так что никакой мистики, а просто здравый смысл.

Всё верно, мысленно признал я. Всё складно. Кабы не одна маленькая деталь: Фёдор-то говорил, что Дед его с утречка попросил. С утречка, значит…

– Что-то ты, Саня, плохо кушаешь, – продолжал гостеприимничать Дед. – Прямо как в три года. И снова тебя уговаривать, ложечку за дедушку, ложечку за бабушку, ложечку за кошку, ложечку за мышку?