Таис Сотер - Последний Тёмный

— Н-н-нет, — жалко произнёс Гохр.

Горгенштейн поморщился:

— Врёте.

— Я лишь хотел спасти друга от чар злой колдуньи! Я не думал, что он пострадает тоже…

— И что вас тоже примут за её приспешника, вы тоже не думали. Я дам вам ещё один шанс, и если вновь услышу ложь, то…

— Я понял. Я отвечу как есть… надеясь, если не на милосердие, то хотя бы на ваше благоразумие, господин, — кукла понурила голову, застыв напротив Лукреций.

— Хорошо. Тогда скажи, почему вам оставили жизнь?

— Потому что сочли, что я мог быть полезен… Эльгеренту и его ордену нужны были послушные маги.

Лука хищно поддался вперёд:

— Ордену Еноха?

Гохр кивнул, сверля пол пуговичными глазами.

Дальнейшая история магистра была весьма предсказуемо. Раз предав своего друга, Тобиас Гохр остался предателем на всю жизнь. Благодаря тому, что магистр имел некоторое представление о тёмной магии, он легко выходил на молодых чернокнижников, втирался им в доверие, и отдавал их в руки святым братьям… Гохр занимался этим десятилетия, выкупая свою жизнь чужими, а затем стал помогать и в проведении ритуала призыва. Столь близкое знакомство с тёмным искусством и енохианскими традициями, сильно завязанными на использовании тьмы, хоть и не сделало из Гохра настоящего тёмного мага, но помогло ему самому обмануть смерть.

— Обмануть так же, как это сделал Эльгерент и тот второй, который невидим? — задумчиво уточнил Лука.

— Про второго не знаю, но Эльгерент, если судить по твоим рассказам о вашей встрече, достиг гораздо лучших результатов, чем я. Тело-то у него своё. Но… мой ритуал призыва лишь бледная тень того, что использовали в том храме. Должно быть, енохианцы пытались разбудить кого-то на самом деле древнего… и весьма могущественного.

— Ещё одного святого?

— Или тёмного мага. Ритуал то сам по себе странная смесь иеронимских традиций и тёмного искусства. Как бы то ни было, не хотел бы я на самом деле быть очевидцем воскрешения той тени. До сих пор как вспомню об ощущениях в том храме, так и мурашки по телу, — Гохр обхватил свои плечи плюшевыми ручками и жалобно взглянул на мальчишку: — я на самом деле не знаю, для кого именно был предназначен тот ритуал, да и об Эльгеренте, помимо его имени, я ничего особенного не мог сказать. Но если тебе интересен орден Еноха, или деятельность святых братьев, то возможно, я бы мог что-нибудь рассказать. Прошу тебя, Лукреций, сохрани мне остатки моей жалкой жизни. Позволь искупить прошлые злодеяния против моих братьев и сестёр по магии!

Конечно же, Горгенштейн нисколько не поверил ни смирению магистра, ни его ложному раскаянью. Трусливый, подлый предатель, продавшийся енохианцам. Но… такую жалкую жизнь в столь слабой оболочке магистр безусловно заслужил едва ли не больше, чем смерть.

Гохр перестал быть его союзником, но всё ещё оставался неплохим источником информации.

Лукреция Горгенштейна сложно было назвать увлекающейся натурой. Если что-то его интересовало, но он не мог этого получить, то Лука спокойно отвлекался на другие, более доступные цели. Впрочем, юноша никогда не хоронил свои идеи окончательно, скорее просто дожидался удобного момента для их воплощения. Терпеливым и осторожным, вот каким был молодой маг, и это его не раз выручало.

Но сейчас Лука не мог, да и не хотел выжидать. Новое понимание собственной природы, информация, полученная от Гохра, вынуждали его вложить в решение проблемы всего себя. Поставить всё на кон, и в случае проигрыша — стать ещё одной жертвой в ритуале енохианцев. «Впрочем, если я ничего не буду делать, это закончиться также, так почему бы не рискнуть?».

Нужно было перехватить инициативу: не ждать, пока его приведут к жертвенному алтарю связанным и беспомощным, а… найти тот храм самому. Выяснить, что за тварь там поселилась, и найти способ её нейтрализовать. Или ещё лучше — перехватить контроль над ней, если это возможно, и натравить на самих енохианцев.

Гохр отчего-то отказывался считать эту идею гениальной:

— Ты не справишься с магией того храма, мой мальчик, как бы ты не старался.

— Почему бы и нет? Я и так уже благодаря вам немного знаком с ритуалом возвращения из мёртвых…

— С моей версией этого ритуала. Сильно упрощённой. Оригинальное заклятие весьма сложно.

— Для этого мне и нужно взглянуть на сам храм! Возможно, я смогу почувствовать и понять больше, чем вы!

Большинство магических заклинаний состояло из трёх компонентов: слово, символ, действие. В заклинаниях обычно использовался древний, давно уже мёртвый язык, и значения многих слов уже потерялись. Поэтому магам в основном приходилось просто заучивать заклинания, иногда и вовсе не понимая, что именно лежит в его тексте. Символы, чаще всего руны, могли повторять и усиливать смысл слов, а могли их дополнять или в худшем варианте искажать его. С ними было чуть получше, чем с вербальной частью заклинаний: не считая рун Виарди, остальные руны были почти полностью изучены и описаны. В некоторых случаях графические знаки заменялись жестами: таких магических пассов набиралось около двух дюжин, а их сочетаний чуть более сотни. В общем, ничего такого, что нельзя было освоить за два-три школьных курса. А вот с магическим действием всё было одновременно проще и сложнее. В основе действия лежало два компонента: сама магическая сила, сырая энергия, которая без должного внимания могла уничтожить своего носителя; и воля человека — то, что направляла эту силу, давала ей цель. Отсутствие ясного понимания цели, представления о том , как оно должно было быть, и становилось чаще всего причиной неудач, а то и катастроф. К примеру, то же заклинание левитации было достаточно простым в своём исполнении: всего несколько слов, пара базовых жестов… и всё же большинство магов так и не могли воспарить над полом даже на высоту одной ладони, не говоря же о нескольких метрах. Некоторым мешал взлететь глубоко спрятанный страх высоты, а иные просто настолько не могли поверить в то, что человеческое тело способно на подобные чудеса: дескать, как же, без крыльев, и летать. А то, что ты бессознательно считаешь невозможным для себя, никогда не сработает, как бы ты не твердил себе о своих великих талантах в магии. Лука, будучи человеком, твёрдо стоявшим на земле, в этом убедился на собственной шкуре.