Илья Рясной - Семь смертей майора Казанцева

Вот только без проблем не обошлось. Да еще каких проблем!

Но так всегда бывает, когда тебе наступают на пятки конкуренты. Тем более такие, как десты… И они показали себя во всей красе…

Глава 33

Ива даже как-то сладострастно предавалась страсти научного поиска, не обращая внимания ни на кого и ни на что. Ею овладело маниакальное стремление сузить район поиска, тем самым опровергнув свои же недавние заявления о невозможности этого. Так что на кухню женская нога не ступала. А потому за повара у нас был более психологически устойчивый и не такой оторванный от быта Писатель.

Ему кулинарное дело нравилась. Он с видимым удовольствием потрошил все три холодильника с их внушающими уважение запасами. Баловал нас свиными отбивными, каким-то образом оказавшимися в мусульманской стране. Потчевал восточными яствами, утверждая, что по-настоящему вкус национального блюда проявляется только в его культурной и климатической полосе. Якобы плов в России и плов здесь ощущаются совершенно по-разному из-за географической широты. Поэтому мы за время пребывания здесь откушали шавлу – рисовый суп, катлама-пельмени, бараний плов гелак палав и прочую экзотику.

Благодаря усилиям Писателя трапезы превратились в нашей компании в такую приятную сторону жизни, быстро обросшую правилами и традициями. Они щедро сдабривалась спорами, беседами и вечными склоками моих ученых спутников.

Их изначальные попытки вытянуть из меня хоть что-то о том, кто я такой, что творится и что будет дальше, наталкивались на аккуратно выстроенную непробиваемую стену. Они быстро поняли, что тратят время зря, и привычно переключились друг на друга.

Слушая за неторопливым обедом этот базар-мазар, я даже почувствовал тень умиротворения и уюта. И разочарование, что это продлится еще максимум пару дней. Пока не будут завершены подготовительные мероприятия к экспедиции.

А потом – в путь. Думаю, он будет трудным. Но все же хорошо работать на серьезную контору. Которая снабдит, обеспечит, прикроет. Хотя на острие удара все равно остаюсь только я.

Обед проходил на фоне привычного галдежа соратников. Узбекский плов был приготовлен прекрасно. И пошел как-то очень хорошо. Я традиционно запивал его зеленым чаем. А потом перешел к восточным сладостям.

Звуковым фоном трындел висящий на стене телевизор. Там шла новостная передача на русском языке.

Местные новости на чужбине надо слушать. Однажды в Индии такая телепередача спасла меня от крупных неприятностей. Тогда я выскользнул из зоны религиозных беспорядков за каких-то два часа перед тем, как район наглухо перекрыли войска, и там начался кровавый ад. И неизвестно, чем бы для меня это кончилось. Хотя выживать в таких ситуациях я умею, но со стихией бороться трудно. Тем более с социальной.

Новости по телевизору закончились. Началась индийская сериальная мелодрама. Разлученные влюбленные, разлученные браться и сестры – все как всегда.

Но через пять минут, когда я допивал чай, закусывая его медовыми восточными сладостями, индийский сериал прервался на полуслове. Зазвучала унылая мелодия. На экране возникло изображение Памирских гор.

Потом появился диктор и проблеял про срочное правительственное сообщение. А у меня в тревожном ожидании вдруг закололо сердце.

Потом диктор рубанул со всей прямотой и откровенностью такое, от чего пахлава застряла в горле.

– Исламские фундаменталисты, пересекшие границу в горной местности Горноишханской области, совершили кровавое нападение на буддистский монастырь Джа Тхао. Убито восемнадцать монахов и паломников. Уничтожены уникальные предметы культуры и истории. По тревоге подняты пограничные войска, армейские мобильные части Республики и российской военной базы. Наш глубокоуважаемый Президент Сали Рахимов высказал твердую уверенность в том, что наши доблестные защитники справедливо покарают кровавых нелюдей.

Я заворожено уставился в экран. На нем горело правое крыло монастыря. Белые стены почернели. Военные вертушки грузно садились на грунт. Окрестности оцеплены войсками. Двор, так хорошо изученный мной, завален телами в оранжевых балахонах и простых одеждах.

Эх, Настоятель монастыря. Он ведь прощался тогда не со мной, а с этой жизнью. Теперь его тело лежало посреди двора. Объектив камеры наехал на его лицо. В нем было спокойствие человека, ушедшего с сознанием выполненного предназначения. И еще были следы пыток.

Тесно мне в груди. И душно. Чужая боль, особенно людей, с которыми свела судьба, всегда отдавалась во мне болью собственной.