Леонид Резников: Именем Федерации!

Отец Ансельм боролся со Стонцем. Ни один не уступал другому в силе и ловкости. Стонц рычал и пытался подмять под себя монаха, но тот отчаянно сопротивлялся, брыкаясь и пихаясь локтями и коленями.

Вихрь все разрастался, завывая и чертя острым концом воронки замысловатые узоры на земле.

— Монах! — закричал Корнелиус не своим голосом, и бросился на выручку.

В люке катера показался вооруженный человек и прицелился. Корнелиус взмахнул руками, и катер с хлопком исчез.

— Да помогите же ему, — крикнул Фелки и первым кинулся разнимать дерущихся, но на выручку отцу Ансельму уже спешил Гемм.

Он схватил за руки Стонца, рванул следователя на себя, и они вместе повалились вбок. Отец Ансельм отпихнул сопротивляющегося Стонца ногами и, отдуваясь, тяжело поднялся. Вихрь уже бушевал вовсю, круша все вокруг и с корнем вырывая кусты и молодые деревца.

— Скорее, сейчас все закончится! — Корнелиус, подхватив монаха под локоть, потащил к беснующемуся вихрю.

Воронка изогнулась в сторону людей. Вихрь заглотил монаха и мага, закрутил и взмыл ввысь.

— Прощайте! — крикнул Фелки и смахнул скупую слезу. — Вот и кончились чудеса…

— Вы мне за это ответите! — вскочил с земли Стонц, разыскивая оброненное оружие.

— За что? — хмурый Гемм стоял рядом, отряхиваясь.

— Не прикидывайтесь дурачком! Вы содействовали побегу двух преступников, — напустился следователь на командира.

— Каких еще преступников, длинный? — выступил вперед Фелки.

— Которых унес смерч, — дернул подбородком Стонц, наклонился и подобрал разрядник.

— Какой смерч? Разве был смерч? — оглянулся человечек через плечо. Его сородичи недоуменно крутили головами и пожимали плечиками. — Длинный, мы нашли взрывчатку, оставленную Торренцом, хотели передать следствию, а тут ты: «Стоять! Руки вверх!» — начал палить, и попал в нее.

— Какую еще взрывчатку? Чего ты несешь? — вспылил Стонц.

— Все так и было, — подтвердил Гемм. — Я сам все видел собственными глазами. Вы выстрелили, последовал взрыв, катер куда-то снесло, а вы набросились на Фелки, который хотел вас предостеречь.

— Здесь был Процелиус, а на меня накинулся Ансельм! — продолжал стоять на своем Стонц.

— Ты чего, длинный? — Фелки с подозрением уставился на следователя. — Видно, сильно тебе досталось. Вон, какая шишка на лбу.

— Мне? — Стонц коснулся пальцами синяка и поморщился.

— Ничего, на судне вам помогут, — пообещал Гемм и участливо взял под ручку Стонца.

— Да что за глупости! — выдернул тот руку. — Я отлично помню…

— Идемте, идемте, — сочувственно покачал головой Гемм и потащил рассеянно вертящего головой Стонца к спейсеру. — Главное, не волнуйтесь.

— Но… — слабо запротестовал Стонц.

— Не переживай, длинный, тебя обязательно вылечат, — помахал ручкой Фелки.

Из лесу выбежали трое людей и остановились, увидев Гемма, заботливо поддерживающего Стонца.

— Стонц, хрум вас раздери! — воскликнул один из них. — Где ваша гарнитура — пятнадцать минут не могу с вами связаться!

— Кажется, потерял, — ощупал ухо Стонц. — Что-нибудь еще случилось, господин Валуев?

— Случилось! — рявкнул командир судна. — Что делает катер со следственной группой на орбите? По-моему, я не давал такого разрешения!

— Видать, и вправду не слабо шарахнуло, — ошалело пробормотал Стонц, высвободил руку и понуро побрел к судну.

— Знаешь, Корнелиус, прошло уже почти три месяца, а я все еще никак не могу поверить, что это был не сон, — сказал отец Ансельм, сидящий в плетеном кресле на открытой террасе, с которой открывался прекрасный вид на сад, благоухающий непередаваемо дивными ароматами.

— Один и тот же сон не может сниться двум людям, — заметил маг, сидящий напротив.

Они пили душистый чай с земляничным вареньем, наслаждаясь тишиной и покоем. Отец Ансельм, в новенькой рясе, сидел в расслабленной позе, его рассеянный взгляд блуждал по саду.

— Послушай, Корнелиус, — наконец сказал он, откашлявшись, словно испытал неловкость, — я решил посвятить себя наукам. Да-да, и не смотри на меня так! По твоей милости во мне умер ортодокс… Да! И мне необходимо чем-то заполнить пустоту в душе.

— Ну, положим, к безвременной кончине некоего ортодокса руку приложил именно ты.

— Разве это так важно, кто именно? — отстраненно и вяло спросил монах, размышляя о чем-то. — Так или иначе, а моя вера в непогрешимость устоявшихся взглядов на мироздание пошатнулась.

— Скорее, рухнула, окончательно и бесповоротно.